Наташа Михлин - Это внутри

Если полученная в школе оценка оказывалась ниже А, Дина страшно переживала, хотя дома никто не ругал ее за это. Мать была так поглощена хозяйством и волонтерской деятельностью, что на дочь у нее не оставалось времени, а отец парил на такой недосягаемой высоте, что едва замечал присутствие их обеих.

Мэри Эванс, в отличии от великого мужа, не имела законченного высшего образования. Когда они познакомились, Мэри училась на первом курсе, хотела стать социологом, но властный и настойчивый Персиваль Эванс, преподаватель с факультета филологии, уже тогда подававший большие надежды, предложил ей свою руку и сердце и запер в уютной горной долине, в домике с голубой крышей, где прошло его собственное детство.

Мэри вложила всю свою страсть в создание идеальных условий для гения, не сомневаясь, что вскоре фамилия Эвансов станет всемирно известной. Когда это произошло, Мэри нашла новое применение своей энергии и стала активным участником разнообразных добровольческих организаций. В дом непрерывным потоком текли люди, нуждающиеся в помощи и совете, Мэри пришлось перестроить летнюю кухню, чтобы многочисленные посетители не мешали Персивалю, когда он работал дома.

Мэри с юности увлекалась травничеством и успешно лечила мелкие недомогания сборами собственного приготовления. Даже доктор Вернер, врач, практиковавший в те времена в Рокки-Лейк, иной раз заглядывал за сушеными листьями пассифлоры и пустырника, настой из которых помогал ему заснуть.

Девочка часто играла на полу кухни, рядом со столом, за которым мать принимала гостей, неизменно предлагая каждому чашку чая с выпечкой. Когда заварник пустел, Мэри вручала дочери потертый металлический чайник и посылала в дом за новой порцией воды. Вернувшись, Дина частенько видела, как посетитель или посетительница спешно вытирают слезы, замолкая на полуслове. С течением времени гости перестали стесняться, и едва замечали девочку, тихо звеневшую у ножки стола кукольной посудкой или укачивающей игрушечного медведя.

Дина восхищалась матерью, той любовью и доверием, которым дарили ее все эти люди. Когда она подросла и прочла книги о Муми-Троллях, то сразу подумала о том, как Муми-Мама похожа на Мэри. И это причиняло Дине боль. Когда мать усаживала дочку перед собой и спрашивала, как прошел день, Дина чувствовала себя прозрачной, на этом самом месте сидели десятки других людей, смотрели в глаза Мэри, слышали те же фразы, видели неизменно сочувственное выражение лица, ощущали тепло улыбки. Добрые слова и взгляд, заставляющие других делиться сокровенным, внушали Дине смущение. Она стыдилась этого, терялась, сидела как на иголках, стараясь скорее сбежать и закрыться в комнате.

При выборе профессии у нее не возникло никаких сомнений. Медицинский факультет являл собой возможность обогатить мир науки, как отец, и стать для людей источником помощи и поддержки, как мать. Но уже на первой стадии практики Дина вынуждена была признать, что не оправдывает своих собственных ожиданий. То, что выглядело просто и понятно в книгах, в живом человеческом организме внезапно превращалось в запутанный лабиринт, оставляющий слишком много возможностей для допущений и ошибок. Дина, которая могла мгновенно сказать, на какой странице справочника находится та или иная информация, оказавшись в очередном тупике, чувствовала себя раздавленной. Никчемным дилетантом, не способным поставить простейший диагноз.

С людской любовью тоже было непросто. Встреча с реальными пациентами оказалась тяжким испытанием и заставила Дину отказаться от множества иллюзий. Вместо сочувствия и готовности помочь она часто испытывала раздражение и даже злость. Милых людей, вежливо и смиренно ждущих помощи всемогущего доктора, оказалось мало. В основном страждущие воспринимали врачей как шарлатанов либо относились к медицинским работникам как к рабам, обязанным беспрекословно выполнять любое пожелание.

Дина старалась оставаться услужливой и мягкой, но с каждым днем ее внутреннее «Я» все дальше отходило от образа пресловутой Муми-Мамы. Однажды она сорвалась, накричав на пациента-диабетика, который поступил в больницу с язвой на ноге и устроил скандал, отказываясь за свой счет приобретать выписанное лекарство, стоящее сущие гроши.

После взбучки, которую ей устроила старшая медсестра, Дина сидела в подсобке, невидящим взглядом уставившись в чашку остывшего кофе. Дверь приоткрылась, и в комнату вошла доктор Мейерс, высокая строгая леди с гладким лицом и седыми волосами, уложенными короной вокруг головы. Одно ее слово могло навсегда закрыть практиканту дорогу к заветному диплому. Женщина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.