Клайв Баркер - Сияние во тьме [сборник litres]

Дом был высоким, с необыкновенной покатой крышей. Подходя к дому с прибрежной дороги, Джеральд Нейтли подумал, что тот – почти как отдельная страна, весь мир в миниатюре. Крыша опускалась и вздымалась под разными углами над главным зданием и двумя странно повернутыми крыльями; вдовья дорожка [4] Огороженная перилами площадка на крыше прибрежного дома. На таких жены моряков ожидали возвращения мужей из плаваний. огибала обращенный к морю грибообразный купол; закрытое крыльцо, повернутое к дюнам и тусклым сентябрьским кустам, было длиннее пульмановского вагона [5]. Из-за высокого ската крыши казалось, будто дом насупился и нависает над Джеральдом. Дед-баптист, а не дом.

Джеральд подошел к крыльцу и, после краткого колебания, шагнул в сетчатую дверь, оказавшись перед еще одной, с веерообразным окном. За ним наблюдали только плетеное кресло, ржавые качели и старая брошенная корзинка для вязания. Вверху в тенистых углах пряли шелка пауки. Он постучал.

В ответ – тишина, обитаемая тишина. Он уже собирался постучать снова, когда кресло где-то внутри издало хрип. Звук будто из глубины горла, усталый. И тишина. Затем раздалось медленное, ужасно медленное шарканье старых, придавленных тяжестью ног, ступающих по коридору. Контрапункт трости: цок… цок… цок…

Заскрипели, заскулили половицы. В окошке двери расцвела тень, огромная и бесформенная в стекле, усеянном жемчужными каплями. Бесконечный звук, с которым пальцы кропотливо решали загадку цепи, засова и накладного замка. Дверь открылась.

– Здравствуйте, – ровно произнес гнусавый голос. – Вы мистер Нейтли. Вы хотите снять коттедж. Коттедж моего мужа.

– Да, – подтвердил Джеральд, чувствуя, как язык распухает в горле. – Верно. А вы…

– Миссис Лейтон, – ответил гнусавый голос, довольный то ли его быстротой, то ли своим именем, хотя ни то, ни другое не было примечательным. – Меня зовут миссис Лейтон.

эта женщина чертовски огромная и старая выглядит как господи иисусе ситцевое платье она наверное под два метра ростом и боже она жирная как свинья я не могу долго выносить запах ее седых волос ее ноги как секвойи в том фильме танк она как танк она могла бы меня убить ее голос вне всякого контекста звучит как казу [6] иисусе если я рассмеюсь нельзя смеяться ей может лет семьдесят боже как она ходит еще и трость у нее руки больше чем у меня ноги как чертов танк ее за дуб можно принять дуб ради всего святого.

– Вы писатель. – Она не пригласила его войти.

– Не то чтобы крупный, – ответил он и рассмеялся, чтобы скрыть внезапное смятение от метафоры.

– Покажете мне что-нибудь, когда разберете вещи? – спросила она. В ее, казалось, непрерывно сияющих глазах отражалось желание. Их не тронула старость, что буйствовала на остальном ее

так это надо записать образ:

«старость буйствовала в ней пышной тучностью: она походила на дикую свиноматку, запущенную в большой помпезный дом, чтобы нагадить на ковер, забодать кухонный буфет и сшибить хрустальные кубки и бокалы, затоптать винного цвета диваны до безудержных выбросов пружин и набивки, пробить отполированную до зеркального блеска отделку пола в зале варварскими отпечатками копыт и разлетающимися лужицами мочи»

отлично есть история я вижу в ее теле, которое то обвисало, то раздавалось.

– Если хотите, – сказал он. – Я не увидел коттедж с Прибрежного шоссе, миссис Лейтон. Вы не подскажете, где…

– Вы приехали на машине?

– Да. Я там ее оставил. – Он указал за дюны, в сторону шоссе.

Ее губ коснулась странно одномерная улыбка.

– Поэтому и не увидели. С шоссе дом не разглядеть. Чтобы не пропустить, нужно идти пешком. – Она указала на запад, чуть в сторону от дома и дюн. – Там. Сразу за пригорком.

– Хорошо, – сказал он и остался на месте, просто улыбаясь. Он в самом деле понятия не имел, как закончить эту беседу.

– Не желаете зайти на кофе? Или вам кока-колы?

– Да, – ответил он мгновенно.

Она будто не ожидала от него мгновенного согласия. Все-таки он был другом ее мужа, а не ее собственным. Лицо нависло над Джеральдом, будто луна, безучастное, неопределившееся. Затем она провела его в старый дом, который ждал их.

Она пила чай. Он колу, и за ними словно наблюдали миллионы глаз. Он чувствовал себя грабителем, который охотится за скрытым сокровищем – историей, которую он мог с нее списать, вооруженный лишь обаянием молодости и фонариком интуиции.