Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Дверь погреба была открыта, из темного подземелья поднимался запах сырости. Старейшина Йетс распорядился, чтобы Вон снял с лица Алис тряпку. Вон, разинув рот, вытаращился на старейшину, но тот только сказал:

– Выполняй.

Как только тряпку убрали, Алис почувствовала облегчение. Она вынесет что угодно и сколь угодно долго, лишь бы дышать свободно.

Старейшина Йетс стоял над открытым погребом, борода его свешивалась прямо в темную пустоту.

– Иди вниз, девочка. Алек, не отпускай веревку. Вон и Сэйер, поднимите лестницу, как только пленница окажется на дне.

Алис спускалась по лестнице, хватаясь связанными руками за каждую деревянную ступеньку. Достигнув пола, она подняла голову и взглянула вверх, откуда падал свет. Снаружи на нее смотрели четыре головы – Алека, старейшины Йетса, Вона и Сэйера. Потом лестница поползла наверх, и старейшина Йетс, взяв веревку у Алека, самолично привязал ее к ручке крышки, до которой от головы Алис было несколько футов – расстояние, непреодолимое без лестницы.

Крышка погреба закрылась, и девушка осталась одна в темноте, в неподвижной, холодной сырости. Она продолжала смотреть вверх, откуда раздавались мужские шаги. Люди кружили по комнате, топтались и тихо переговаривались. Звук голосов был слишком тихим, чтобы Алис могла что-то разобрать. Потом до нее донесся скрип стульев, и она представила, как они рассаживаются и пьют горячий чай, посматривая в сторону погреба и гадая, хватит ли пожирательнице душ могущества, чтобы нацелиться на них сквозь пространство погреба и деревянный пол.

Онемевшими пальцами связанных рук Алис кое-как расстегнула верхние пуговицы платья, чтобы достать корень. На полке стоял ящик с картофелем, и она затолкала корень туда. Если ей разрешат поговорить с Отцом, возможно, ей удастся сказать ему, где снадобье. Или Мать расскажет ему, за чем посылала Алис, и Отец сообразит поискать корень здесь.

Алис обнаружила, что всхлипывает. Все безнадежно.

Она так замерзла. Надо снова застегнуть платье. Оно стало тяжелым, отсырев от растаявшего снега, и словно вобрало в себя лед, а кожа, соприкасаясь с тканью, впитывала холод. Веревка позволяла опустить руки, но когда Алис села на твердый земляной пол, оказалось, что длины не хватает, чтобы можно было лечь.

Девушка пошарила в темноте и нашла корзину с яблоками и небольшую головку твердого сыра. Непонятно, как Алис вообще могла думать о еде, но она вдруг почувствовала, что умирает с голоду. Она прокусила зубами корку, отхватила большой кусок соленого сыра и съела его практически целиком. Потом она сгрызла до самых семечек три яблока, дальше снова переключилась на сыр, пока наконец не почувствовала, что живот набит до отказа.

Алис опустилась на пол и прислонилась к вертикальной стойке одной из полок. Подтянув колени к груди, обхватила их руками. Еда согрела ее, и она на некоторое время перестала дрожать. Однако вскоре дрожь вернулась – глубокие спазмы, которые накатывали волнами, исходившими, казалось, из самого сердца и опускавшимися вниз по телу. Но ведь она одета, говорила она себе. Ей случалось переживать и худшие ночи на пастбище или на вершине Ограды. Здесь, по крайней мере, нет ветра.

«Я обречена, – думала Алис. – Вот почему меня трясет».

А потом дрожь прекратилась, и Алис почувствовала покой и пустоту. Ничего уже не сделаешь. Наступит завтра, и она узнает, что ее ждет. Все поймут, что она собой представляет. И в этом она обрела странное успокоение. Второй раз, с тех пор как ей исполнилось семь лет, Алис закрыла глаза ночью и погрузилась в сон, глубокий и тяжелый, как камень.

На следующий день пришли женщины. Алис уже несколько часов как проснулась и, уставившись в темноту, старалась понять, что за звуки доносятся сверху. Ножки стульев скребли по деревянным доскам, ботинки шаркали рядом с очагом, слышались тихие голоса. Потом стук в дверь, громче, чем необходимо, раздались мужские голоса, топот новопришедших. Немного позже ног стало вдвое меньше. Долгая тишина… И вновь стук в дверь – явились женщины. Послышались визгливые голоса и шарканье.

Алис была готова к их появлению и уже стояла, когда крышка погреба резко открылась. Хотя девушке очень хотелось увидеть, кто на нее смотрит, от яркого света, прорезавшего густую темноту погреба, виски пронзило болью, и Алис прижала руки к лицу, чтобы дать глазам привыкнуть. Сквозь пальцы она увидела сначала четыре черных клина, превратившихся потом в широкие юбки и грубые фартуки. Перед ней со стуком опустилась лестница.