Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Уроженцы Дефаида могли беспрепятственно выходить за Ограду и возвращаться при соблюдении трех условий. Во-первых, надо было отметиться у охраны в сторожевой будке. Во-вторых, вернуться до захода солнца. И в-третьих, никогда, ни при каких обстоятельствах, не заходить в старые брошенные дома. Наказанием за нарушение последнего условия служило изгнание из Дефаида навеки. Оно и понятно, думала Алис, старейшины прекрасно знали, что люди, оказавшись на старом месте и глотнув там свежего воздуха прежней свободы, попросту не вернутся назад в пыльную тесную деревню.

К детям Гвениса, выходящим за Ограду, применялись еще более жесткие правила. От сирот требовалось сначала посетить своего старейшину и записаться в специальной книге. Затем им давали пронумерованный браслет, который полагалось носить за пределами Дефаида и вернуть обратно по возвращении. Значение имело не ношение браслета, а именно его возврат. И каждый старейшина знал: если браслет не возвращен ему в конце дня, значит, сирота из Гвениса ударился в бега.

А этого старейшины Дефаида боялись больше всего. Алис мечтала увидеть лицо верховного старейшины, если однажды он проснется и узнает, что все дети Гвениса ушли из Дефаида. Но только этого никогда не случится. Сироты знали свои обязательства в заключенной сделке. Они отдали Дефаиду свои глаза и уши, свои тела и детство, а взамен им предоставили кров, пищу, платье и какую-никакую защиту от угроз окружающего мира.

На долгой дороге из Дефаида в любом направлении путника подстерегали не только холод и голод. Среди детей начали ходить рассказы о том, что они видели по ночам на пастбищах. Речь шла о похожих на деревья женщинах, которые шептали и пели, звали поспать и отдохнуть. До сих пор женщины-деревья являлись только детям от шестнадцати лет и старше. И никто не последовал за их убаюкивающими голосами. Пока. Это лишь вопрос времени, думала Алис, наступит момент, когда один из сирот не устоит. Захочет уснуть. Кто из детей Гвениса не пожертвовал бы всем ради сна?

Никого из них не надо было уговаривать помалкивать об увиденном. Подобные толки в Дефаиде означали порку, а то и хуже – изгнание. Поэтому дети Гвениса рассказывали о поющих женщинах лишь друг другу, да и то тишайшими голосами, возвращаясь с полей.

Алис гадала: слышал ли пение кто-нибудь из уроженцев Дефаида? Являлись ли им пожиратели душ? Наверное, нет, думала она. По ночам деревенские уютно устраивались в своих домах внутри Ограды, куда не долетали звуки пения. Под защитой крепкой деревянной стены они были в безопасности. Никто и ничто не могло проникнуть через ворота в деревню без специального приглашения. Торговцев с фургонами пускали внутрь, но до захода солнца им предписывалось покинуть деревню. Охрана тщательно следила за этим. Всякий раз, глядя на очередного торговца, Алис вспоминала Паула. За долгие годы она много раз видела его. У них с женой Бети для Алис всегда была припасена улыбка. Увидев ее, Паул каждый раз говорил одно и то же:

– А вот и девчушка, которую я нашел. Ну разве она не красавица?

Он рассказал Алис, как старейшины не дали ему забрать ее в Лэйкс, хотя он приложил все силы, чтобы уговорить их. Но слишком нажимать нельзя, объяснял Паул, потому что ему могут запретить торговать в деревне. Кроме того, он считал, что ей лучше оставаться со своими в надежном доме, в безопасности, а не трястись в холодном фургоне. Он не знал тогда, да и не мог знать, как старейшины Дефаида обращались с детьми Гвениса, к чему их принуждали. Алис слушала оправдания Паула и видела, что он говорит чистую правду. Но даже в свои двенадцать лет – достаточно взрослая, чтобы понимать, как устроен мир, – она надеялась, что ему хватит смелости на большее, чем оправдания. Она хотела, чтобы он забрал ее и приютил у себя в Лэйксе, не думая о последствиях. Но она больше никогда не просила Паула избавить ее от участи пленницы в Дефаиде. И никогда больше они не вспоминали тот день, когда торговец оставил ее в Дефаиде, и ее горькие слезы.

Тогда она вообще плакала в последний раз.

Алис только успела домыть последнюю тарелку, когда Мать сказала ей, что пора отправляться в дозор. Лето подходило к концу, и ночи наступали теперь все раньше. Алис пошла в комнату прихватить теплые вещи. На шею она повесила свисток.

Наступила ее очередь сторожить овец. В такую ночь на пастбище даже неплохо. Она будет до утра гулять в высокой траве, а овчарки защитят ее, хоть и равнодушны к людям: единственная задача сторожевых псов – охранять овец от лис и волков.