– Вы сказали, что Элиза Мирикс была похоронена ее единственным выжившим родственником. Это были вы, да?
Голова собеседника склонилась в изящном кивке, и волосы Брана взметнулись вверх будто невесомые, как и у Аннализы.
– Верно. Вы интересовались историей моей семьи, и мне кажется, пришло время поведать ее вам. Элиза Мирикс была моей матерью, как бы я ни сожалел об этом. Я плохо ее знал. Когда мне было восемь, она отправила меня в школу-интернат и никогда не забирала домой на каникулы. Более десяти лет меня переводили из учреждения в учреждение – в основном, по прихоти моей матери, которая вдруг решала, что то или иное заведение нечестиво и развращает мой разум. Я и видел-то ее только дважды в подростковом возрасте.
Бран отошел от стола и снова начал ходить по комнате. Дэниелу показалось, что такое его поведение было чем-то вроде навязчивой привычки.
– Когда, в возрасте двадцати лет, я закончил образование и вернулся домой, меня встревожило, что Аннализа, моя младшая сестра, больше не жила в доме. Я спросил мать, что с ней случилось. Но она сказала, что у меня никогда не было младшей сестры.
Он засмеялся, и в его горле хрипло заклокотало.
– Я обыскал весь особняк в поисках доказательств того, что здесь жила Аннализа. Мне исполнилось восемь, когда я в последний раз видел ее, но я не мог поверить, что она была плодом моего воображения. Но моя мать скрупулезно вычеркнула все следы ее жизни. Она убрала все ее портреты, оставив только рамки. Ее спальню превратили в прачечную. Она не просто убила ее, она полностью и абсолютно уничтожила все, что могло напомнить о ней.
Дэниел не мог заставить себя отойти от окна. Солнечный свет был бледным, едва пробиваясь сквозь вековую корку грязи, прилипшей к стеклу, но здесь ему казалось безопасней. Свет защищал его от теней, которые, казалось, прорастали из Брана, словно десятки шевелящихся паучьих лап. Чем больше злился Бран, тем темнее и длиннее становились тени. Некоторые порхали по полу, другие взбирались по стенам, и одна даже осмелилась заползти на каминную решетку. Как только они касались пламени, то начинали умирать, шипя от боли.
– Я искал сестру несколько недель, а когда нашел, это меня ничуть не обрадовало. Ее обугленные кости были сложены в ведро в башне. И на них с высоты взирало то, что все-таки осталось от Аннализы – ее портрет, который Элиза заказала за несколько месяцев до убийства девочки. Он был слишком большим, и она не смогла сжечь его вместе с одеждой и другими вещами. Поэтому Элиза повесила его над костями моей сестры в нашей башне – той части дома, которую она всегда держала запертой.
Он вытянул руки, будто осматривая их на предмет изъянов, затем сжал так сильно, что пальцы затрещали.
– Не буду лгать вам. В тот же день я убил свою мать.
Дэниел удивился, заметив скорбное выражение, мелькнувшее в глазах Брана.
– Как?
– Она была в саду. Она бредила – паранойя и горе свели ее с ума. Но ее безумие не могло служить оправданием, поэтому я не проявил ни грамма милосердия. Я подошел к ней сзади, взял камень и раскроил ей череп, – он вдохнул и медленно выдохнул. – Рядом лежали садовые инструменты. Я выкопал неглубокую могилу рядом с тем местом, где она упала, столкнул туда ее нечестивое тело и похоронил.
– Но она не осталась среди мертвых.
– Нет, – скорбь трансформировалась в горькую улыбку. – Как я сказал во время нашего ужина, вещи и люди, которые здесь умирают, имеют тенденцию задерживаться на этом свете.
Дэниел оторвал взгляд от Брана и уставился на огонь. Злобные тени немного отступили, и пламя восстанавливалось.
– И вы воспользовались солью, чтобы запереть ее в башне. Но она все еще пытается выбраться оттуда, даже двести лет спустя?
– Верно. Она так и не успокоилась. И не знаю, успокоится ли когда-нибудь. Поэтому я решил остаться в поместье и делать все, что в моих силах, чтобы удержать ее в башне. Я использовал не только соль, но и болты, принадлежавшие церкви, в которой она когда-то преклоняла колени. И, кажется, они сработали.
Бран подошел к Дэниелу и посмотрел в сад. Черты его лица заострились от усталости.
– Но вскоре я обнаружил, что я не один в поместье. После того, как я похоронил останки сестры в семейном склепе и вырезал ее имя на двери, я стал замечать ее дух, который бегал по саду ночью. Я сидел и разговаривал с ней часами. Говорить она не может, но находит способы выразить свое мнение.
Дэниел выдавил улыбку, проследив за взглядом Брана в сторону склепа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу