Ярослав Гжендович - Пыль и пепел или рассказ из мира Между

Я уселся за столом, твердый стул заскрипел подо мной. Я положил ладони на столе. Закрыл глаза.

Мне хотелось почувствовать Михала.

Иногда это удается.

В келье царила тишина. Я чувствовал только лишь собственное волнение и убежденность, что это все несколько сюрреалистичное и чертовски странное.

Возможно, я просто не желал согласиться с тем, что жизнь угасает неожиданно и без причины, словно задутая свечка, и оставляет после себя дыру.

— Ты здесь? — шепнул я. — Мой голос звучал странно и потрясающе. — Хочешь мне что-то сказать?

Иногда такое удается.

Или, вполне возможно, мои галлюцинации начинают возвращаться.

Я чувствовал, что во всем этом что-то идет не так. Паршивое, не дающее покоя мелкое предчувствие, будто заноза под ногтем или обломанный кусочек зубочистки во рту. Вроде бы и мелочь, но невыносимая. И мне хотелось бы понять.

Я открыл ящики один за другим. Ничего — по фанере перекатился забытый карандаш.

Столешница была практически пустая. Был заметен матовый прямоугольник там, где когда-то стоял компьютер, теперь от него остался лишь удлинитель с сетевым фильтром и брошенная под ней, отключенная мышка.

В черном каменном стакане торчала одноразовая шариковая ручка, старая «вставочка» с пером, внутри еще было немного пыли и две скрепки.

Я провел рукой под столешницей. Глянул под стол, только там не было никакого листа, приклеенного снизу, даже жевательной резинки не имелось. Я заглянул под стул.

И я понятия не имел, чего ищу.

Потом я открыл окно и ощупал подоконник, снаружи и снизу. Вынул поочередно все ящии и осмотрел их со всех сторон.

Затем пригляделся к стенам. В них торчало с десяток головок гвоздей. В самых разных местах. Картинки, которые на них висели, исчезли, но как раз в этом ничего странного не было. Странным было то, что все эти гвозди были покрыты толстым слоем краски. Я провел ладонью по стене, на пальцах остался слабый белый след, словно бы мела. Стены побелили. Или на них что-то было?

На полу лежала дорожка.

Я уже несколько раз глядел на нее, чувствуя, что что-то в ней мне не соответствует. Она была здесь, словно сбой.

Дорожка как дорожка. Скромная, шерстяная. Три метра на полтора, с абстрактным узором из бежевых и темно-коричневых треугольников. Она не казалась особо шикарной, не производила впечатления чего-то несоответственного, даже в монашеской келье.

Дорожка занимала практически все свободное пространство пола, но именно в этом и заключается смысл существования всяческих дорожек и ковриков. А чего я ожидал? Власяницы на полу?

И вот тут-то я увидел что-то белое. Оно лежало под дорожкой, выставляя только лишь маленький уголок. Я отвернул край дорожки, и оказалось, что это этикетка — прямоугольник белого картона, прикрепленный кусочком лески к основе коврика.

«IKEA» — гласили черные буквы. «Дорожка Fjóllsgglund».

Новехонький.

Возможно, дело было в том, чтобы приготовить келью для нового жителя.

Свернул дорожку, как только было можно, не передвигая мебели. Осмотрел доски под низом: потемневшие, суровые, пропитанные тысячами слоев воска или какой-то специальной пасты. И даже не сразу заметил это.

Тропку мелких, круглых пятен, не больших, чем монета в один грош или даже меньше. Чуточку темнее древесины старого паркета, но как только заметишь первое — довольно четких. Их было, самое большее, десятка полтора, мелких и разбросанных довольно редко. Каждое идеально круглое. С веночком следов от микроскопических капелек вокруг. Кровь — штука густая. Если и капает, то крупными каплями. А эта здесь капала с достаточной высоты, то есть, тот, кто истекал кровью, стоял или шел от стола к двери.

И это не было следом какой-то резни. Кровотечение не было более серьезным, чем, скажем, из носа. Но в таком случае крови было бы, наверное, чуть побольше, но это была бы одна-единственная дорожка. Один ряд пятен. Здесь же пятна растягивались в полосу шириной в, как минимум, полметра, словно бы некто истекал кровью из нескольких мелких, но глубоких ран одновременно.

Некоторые следы пытались стереть, но это лишь ухудшило дело и размазало их в полукруглые полосы. После того тот, кто эти следы стирал, плюнул на это и бросил на пол дорожку.

— Книжки надо читать, темная твоя душа, — буркнул я. — Хотя бы «Одиссею». Кровь смывают уксусом.

Я заглянул под одеяло на лежанке, но постельного белья не обнаружил. Матрас тоже был новым и назывался Yggdlar но это вовсе не означало нечто странное, раз кто-то должен бы здесь вскоре поселиться. Впрочем, именно матрас в монастыре — это, предположительно, наиболее хлопотный след после человека.