Дмитрий Тихонов - Чертовы пальцы (сборник)

Елезар уставился на старика, скрипя зубами. Потом процедил:

– Ежели брехня, так я сейчас заберу бумагу и уйду. А ежели не уходить, то ты, дядька Горь, помолчи, а не то не посмотрю на седину твою, разобью к дьяволу рожу. На твой зов я откликнулся, по твоей просьбе самое дорогое, что у меня есть, принес, хоть и не доверяю горному колдовству. А потому и ты меня уважь.

Горь скривился, но смолчал. Беляй, убедившись, что перепалка не продолжится, бросил на стол крошечную ладанку на оборванном ремешке:

– Я привез волосы атамановы. Ефросинью Краснову, чай, помните?

Фома и Наум кивнули.

– Вот у нее забрал. Состригла на память у атамана локон и на груди все это время носила. Нынче на Севере живет, в горнозаводской деревушке – еле нашел. Отдавать не хотела, пришлось силой брать.

– Не пришиб? – спросил Наум.

– Что ты, Жила! И пальцем не докоснулся. Припугнул токмо.

– Эх и хороша была девка, – протянул Фома, разглядывая ладанку. – Но потому атаману и досталась, что хороша. Других-то мы себе разбирали.

Его толстые пальцы оборвали ниточку, стягивавшую горловину мешочка, и извлекли завиток волос, иссиня-черных, будто вороново крыло.

– Все верно, – с видом знатока сказал Беляй. – Носа не подточишь. Атаман чернявый был.

Волосы легли на середину знамени, рядом с ножом и свитком, а взгляды собравшихся обратились к Горю. Старик полез за пазуху:

– Я свою долю выполнил, как условлено. Вот земля атаманова. Из его родной станицы. – Достав кожаный кошель, он высыпал на сложенные в середине стола сокровища обыкновенный грунт, сухой, коричнево-серый. – Избу, в которой атаман родился, снесли по императорскому повеленью. На ее месте теперь пустырь. Ничего сложного не было в том, чтобы землицы накопать.

– А откуда ж нам знать? – оскалился Елезар Полынник, сложив руки на груди. – Может, ты тут неподалеку нарыл, а нам теперь брешешь? Как проверить?

– Ежели б я не хотел, чтоб дело успехом увенчалось, стал бы я его затевать? – сказал Горь. – Это я придумал атамана к жизни вернуть, я вас созвал. Что ж мне, самому себе на горло наступать?

– И то верно. – Наум повернулся к Елезару: – Глупость ты сморозил, казак. По-хорошему, дядьке Горю с тебя спросить бы надо за неуважение, но некогда нам сейчас этим заниматься.

– Некогда, – подтвердил старик. – Самое важное впереди.

Он склонился над столом, осторожно взял знамя за углы, поднял их и связал, получив узелок вроде походного, со всем потребным для колдовства внутри. Земля просыпалась сквозь дыры в полотнище, и ему пришлось придержать узелок снизу ладонью. Затем Горь обратился к ведьме, сказал:

– Пора. – И шагнул за занавеску. Остальные торопливо последовали за ним, стараясь не оглядываться. Они прошли через тесную кухоньку, где на сундуке в оцепенении замерла толстая Авдотья, и, миновав обширную клеть, выбрались на задний двор. Здесь, в окружении яблонь и пустых бочек, размахивал деревянной саблей сын хозяина.

– Брысь! – рявкнул на него Фома. – Чтоб духу твоего тут не было!

Мальчишка послушался. Ему хватило ума броситься в обход дома и не столкнуться с ведьмой, как раз выходившей из клети. Казаки избегали смотреть на нее, но Науму нелегко было справиться с искушением. Девушка двигалась плавно и бесшумно, плыла сквозь сумрак ослепительно-белым силуэтом. Волосы совсем не мешали ей, стелились позади, словно шлейф высокородной дамы. Упругие, налитые груди с маленькими розовыми сосками чуть покачивались при каждом шаге, и Наум зажмурился, боясь, что вот-вот потеряет контроль над собой.

Горь приблизился к небольшой, но достаточно глубокой свежей яме возле ближайшей яблони – похоже, здесь был вырыт бочонок с вином – и, бережно опустив в нее узелок, принялся засыпать яму землей. Закопав, отошел к товарищам, стал шепотом объяснять, отряхивая руки:

– Это как бы могила атамана получается. Императорские палачи скормили его плоть псам да стервятникам, но суть его, сам он – здесь. Потому и можно…

Елезар, не дослушав, круто повернулся и направился было к дому, но Наум схватил парня за руку, остановил:

– Погоди! Ты чего?

– Видеть не желаю эту колдовскую белиберду! – громким шепотом ответил Полынник. Лицо его потемнело от гнева. – Я лучше внутри подожду.

– Ты это брось, – угрожающе прищурился Горь. – Мы все вместе здесь, ради общего дела.

– Пусть так! Дело важное, не спорю. Но смотреть на всяческую мерзость я обязательства не брал!

Вырвав руку из хватки Наума, Елезар скрылся в избе. Горь выругался, сжал кулаки.