Геннадий Марченко - Кукловод

Картины Алексея отличались своеобразной манерой письма. Это было что-то среднее между сюрреализмом Дали и работами Андрея Рублева. Кто-то из его знакомых-художников назвал этот стиль неосимволизмом, так это название в итоге и прижилось.

Тем не менее, картин становилось все больше и больше, и вскоре в его карман стали капать деньги от их продажи. Реализацией холстов занимался некто Виктор Егоров, исполнявший обязанности своего рода художественного дилера. В прошлом подававший надежды как живописец, он все же забросил это ремесло, и вот уже лет пятнадцать занимался исключительно перепродажей чужих работ.

Работал Егоров с несколькими самыми известными мастерами Приволжска, полотна которых оседали не только в квартирах местных нуворишей, но и в коллекциях питерцев и москвичей. А некоторым полотнам даже посчастливилось оказаться за границей. Егоров же, понятно, занимался этил делом не только ради любви к искусству; как посредник, он имел вполне реальный доход, иначе как можно было объяснить то, что за последние годы он обзавелся новой квартирой и уже пару раз менял свои иномарки.

Как человек Алексею он особо не нравился, слишком уж оказался мелочным, и к тому же немного хамоватым. Хотя Клест и понимал, что работа тоже отложила отпечаток на характере Виктора. Однако деньги за картины тот приносил исправно, партнеров не кидал, и это немного нивелировало его антипатию к торгашу.

Во всяком случае, подобного рода заработок позволял Алексею не голодать. Он даже купил себе подержанный «Форд Фокус» в неплохом состоянии, хотя, признаться честно, в технике не особенно разбирался. Хорошо еще, что иномарка за все это время серьезно не ломалась.

Однажды Клеста пригласили в региональное управление ФСБ. Его завели в кабинет к местному начальнику, которого Алексей видел впервые в жизни. Тот представил гостю полковника из столицы, приехавшего якобы специально, чтобы поговорить с человеком, получившим прозвище «Сканер». Получилась весьма «задушевная» беседа. Мило улыбаясь, полковник сказал, что во времена, когда одно упоминание Комитета госбезопасности наводило страх, с ним бы церемониться не стали, а просто увезли в столицу, и трудился бы Клест на благо Родины в каком-нибудь секретном институте, а то и вовсе в «почтовом ящике». А так он предлагает ему добровольно стать штатным сотрудником и, соответственно, неплохой оклад на уровне майора. Но Алексей к идее «золотой клетки» отнесся без особого энтузиазма. И напрочь отказался от предложенной негласной охраны, каким бы ценным кадром фээсбэшники его не считали.

— Понадобится моя помощь — со всем моим удовольствием, — сказал он полковнику. — А следить за мной не надо. Не думаю, что ЦРУ или «Моссад» заинтересуются моей персоной настолько, что посчитают своим долгом выкрасть меня, и либо вскроют мои мозги, либо заставят на себя работать.

Расстались, тем не менее, по-доброму. На прощание полковник сунул ему бумажку со своими московскими номерами, включая мобильный. А присутствовавший при беседе начальник Приволжского УФСБ нацарапал на клочке бумаги свой телефон. Так, на всякий случай. В свою очередь Алексей дал подписку о неразглашении, поскольку его дар одномоментно определили как секрет государственной важности. И, несмотря на обещание полковника не приставлять к нему охрану, Клест первое время неоднократно замечал вроде бы неприметных личностей, висевших у него на хвосте.

Он не был уверен, что и дома у него не стоят подслушивающие устройства или скрытые камеры. С этих ребят станется. Если им так легче — Бога ради, он не в претензии. Лишь бы туалет не напичкали спецаппаратурой, а то придется на улицу в кусты бегать со стыда.

А со временем он просто перестал обращать на «хвосты» внимание. А однажды как-то попробовал из интереса улизнуть соглядатая, перескакивая с автобуса на маршрутку, ныряя в подворотни... Но вроде бы на этот раз никто за ним не увязался, либо он так ловко ушел от слежки, что чекисты просто не сумели за ним уследить. Алексею хотелось верить, что сотрудники ФСБ уверились в том, что ему ничего не угрожает, и перестали тратить на него время.

В личной жизни Алексею не очень везло. В двадцать три он женился, и как оказалось, поспешил. Лида быстро навела порядок, запретив ему дома доставать мольберт и краски. Мол, надоела эта вонь, даже в туалете красками несет. Можно подумать, лучше, когда там пахнет дерьмом... Алексей попробовал упереться, однако вскоре понял, что эту битву он проиграет. Пришлось в итоге на какое-то время арендовать помещение под мастерскую — комнатушку в полуразваленном двухэтажном доме постройки позапрошлого века.