Для Оуэна это было истинным мгновением славы. В молодости он часто мечтал встретиться с ней. Думал, что ей скажет. Как попытается завоевать ее сердце. А сейчас она принадлежала ему. Пусть не так, как он предполагал, но она теперь была его собственностью. Вот уж действительно – кто ждет, тот дождется.
Все прочие экземпляры делали простые трюки, но звезда из звезд была лучше этого. Она заслуживала чего-то особенного. Парни, державшие ее, слегка ослабили цепи. Кристоф отступил, и Оуэн сделал шаг вперед.
– Потанцуйте для нас, мисс Тейлор, – приказал Оуэн. – Потанцуйте для нас!
Мертвая актриса начала двигаться. Ступила влево. Затем вправо. Повела плечами. Руки при этом оставались вяло висеть. Она исполняла танец мертвых. Публика начала аплодировать. Сначала медленно, затем все громче и громче, пока, наконец, не впала в исступление.
– Вы слышите это, мисс Тейлор? Слышите? Вы, как и прежде, звезда!
После этих слов она, хрипло зарычав, резко наклонилась вперед – но ребята тут же оттянули ее цепи обратно.
Толпа одобрительно закричала, и Оуэн в триумфе вскинул руки.
В эту минуту его слух уловил стон, внезапно раздавшийся где-то у него за спиной. Сперва он подумал, что это один из мертвецов, но, повернувшись, увидел: что-то случилось с Кристофом. Выронив из рук и хлыст, и пистолет, он опустился на одно колено и схватился за грудь. Лицо его было бледным. Очень бледным.
Оуэн подскочил к нему.
– Что ты делаешь? Вставай! Ты должен встать, шоу еще идет!
– П-п-приступ. Сердце, – выдохнул Кристоф.
– Нет! Не может быть! Не сейчас!
– Все… все… от возбуждения. Все от… все от…
Силы совершенно покинули Кристофа, и он растянулся на опилках, присыпавших арену. Сначала он задыхался и кривил лицо, но вскоре затих.
И мертвецы поняли, что случилось.
Они увидели, как их погонщик – единственный, кто мог по-настоящему их сдерживать, – свалился без сил.
Оуэн осознал, что сейчас должно произойти, за секунду до того, как оно случилось, и уже никак не мог этому противостоять. Будто движимые одной мыслью, одним разумом, мертвецы потянули свои цепи, казалось, с нечеловеческой силой. Ни в одной из репетиций за все предыдущие недели они ни разу не вытворяли подобного. Они притянули парней, державших концы цепей, к себе. Те попытались увернуться, но мертвецов оказалось слишком много. Нет, они не были умны. Да, они передвигались медленно. Но когда их было много, мертвые могли совершить что угодно.
У парней не было никаких шансов.
Когда зрители увидели кровь – и как живая плоть рвется на куски, – то поняли, что это не было частью шоу, и поддались панике. Люди бросились к выходам – но те были слишком малы, а людей – слишком много.
И мертвецы, больше никем не сдерживаемые, направились к толпе.
– Прошу вас! Прошу, сохраняйте спокойствие!
Но Оуэна никто уже не слушал.
Грянул выстрел. Один из мертвецов, сенатор, упал, но оставалось еще шестнадцать, которые теперь перелезали через первый ряд сидений, чтобы пробираться к устроившей давку толпе. Вторая пуля пролетела мимо цели и убила мужчину в толпе, который оказался не в том месте не в то время.
Тогда-то стрелки Кристофа оставили свои посты и побежали, решив, что теперь каждый сам за себя.
Оуэн, не будь он так уверен в себе, мог бы и сам вооружиться пистолетом до представления, но теперь думать об этом не было времени. Его охватил шок и трепет при виде того, как вся его жизнь идет под откос.
Мертвые добрались до зрителей и устроили пиршество. Они кусали направо и налево.
Оуэн опустился на колени. Он следил, как все больше и больше людей падали на пол, и знал, что это еще не все. Этому шатру было суждено стать очагом новой эпидемии. Нового нашествия живых мертвецов.
Затем он услышал стон – тот раздался пугающе близко. Обернувшись, Оуэн увидел кинозвезду, стоявшую в десяти футах от него. Она все еще переминалась с ноги на ногу, и ее потрепанное платье колыхалось от легкого ветерка, проникающего через открывшиеся выходы. Живых больше не осталось. Мертвые валялись на трибунах – десятки, сотни… слишком много, чтобы можно было сосчитать… и они уже начинали подниматься.
Актриса пристально смотрела на него. Ее глаза закрывала пелена, но они еще сохранили тот фиалковый оттенок, благодаря которому казались такими пленительными. Она двинулась вперед, склонив голову набок и щелкая зубами в предвкушении – уже совсем не красивая, но ведь всякой красоте рано или поздно суждено померкнуть. Разве мог Оуэн судить о таких вещах? Ведь была еще красота жизни и спокойствие смерти, а он сейчас находился на той жуткой нейтральной полосе, что пролегла между ними.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу