Кристиан Бэд - Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей

В ту ночь чужие обряды сильно утомили Темелкена, от тайного питья повлекло в сон. Он терпел, ждал, пока не понял, что от обряда к обряду становится все ближе и ближе по духу стае Нетвора, что его больше не отталкивают странные запахи волчьих тел и дикие лица. То, что казалось ему оскалом — стало улыбкой. Грубой была та улыбка, но не скрывала она второго дна души, как у кочевых народов и соплеменников Темелкена. Не нужно было пока волкам лгать и хитрить лицом. Тот, кто резал острым кремнем грудь ему и руки в положенных местах — совсем не желал зла и не радовался боли. Просто жили волки. И по нраву пришлось это истосковавшейся душе Темелкена. Проведший три зимы в плену среди не имеющих в его глазах правды за душой степняков, отвыкший от родичей, Темелкен стал ощущать странное единство с соплеменниками Родима. И на последний обряд братания с новой своей семьей пошел он легко. Приняв испытание кровью, с искренней радостью обнимал потные тела волков — новой своей семьи.

Когда утром заржал над землей жеребец Хорса, измученный и опустошенный, Темелкен крепко спал рядом с чужими воями. Так крепко он спал много лет назад в родном доме, в далеких, неведомых землях, в городе белокаменном.

Тогда не знал он еще безумия одиночества.

Старый водун укрывшимся в городище полечам-ратаям казался стариком слабым и мало на что годным, ведь вот уже десяток лет не видали серьёзных врагов у городища. Изредка налетали малые кочевые племена, но городище справлялось силою рати, к древней мудрости не прибегая. Мощь духа становилась среди полечей вещью невиданной, а потому и враждебной уже. Однако волки воспитывались еще в старом укладе, и странный огонь в глазах старика-водуна не оттолкнул Родима и молодого воя Зорю, сопровождавших Нетвора.

Водун был сух, как щепка, но глаза и руки имел цепкие. Известен он был трем поколениям, как водящий и опекающий росский род волка, распавшийся в землях этих чужих на ратаев-полечей и ведущих более старый, полукочевой образ жизни, волков-воев.

Молодые считали, что лет ему не меряно, да и жил он уединенно, оттого превратился для них в персонаж почти сказочный. Потому Зоря, пока старец, отвернувшись, шарил в своих котомках и туесах, откровенно пялился на него. Ну и нора старца была такая тесная и темная, что и смотреть боле не на что.

Наконец водун указал Нетвору, где сесть. Родим и Зоря умостились рядом, прямо на земляном полу. Нетвор с почтением принял от старика воды, куда тот бросил щепотку отысканных-таки трав. Родим, в свою очередь, тоже хлебнул из чашки: вода пахла стынью и чуть горчила, словно болотная, что пьют по нужде в походе, настаивая на рябине.

— Совета спросить пришли, — неторопливо, но твердо начал Нетвор.

Водун молчал, поджав губы, хотя рот его, приметил Зоря, не провалился еще. Целы были зубы, да недоволен старец.

— Старые боги слабеют. Волкам молодым нравятся чужеземные боги, сильные, воинственные. А старшие вои ропщут, — продолжал киян.

Водун поднял вдруг огнистый свой взгляд на Нетвора. Тот замолчал. Стало на секунду или две очень тихо, и вдруг старец захохотал: словно задребезжали у него внутри сухие деревянные плошки.

Вои молчали.

Водун смеялся.

— Старые боги, новые боги, — прорезался, наконец, его голос. Какие у вас-то «новые» боги? Как зовёте вы их? Ну?..

— Хурс, мм… Хорс и Семурга, — запнувшись, пробормотал Нетвор, который смолоду не видел хохочущего водуна, да и новые имена — слышать — одно, говорить — совсем иное.

— Хорс, это ваше волчье коло, лик солнечный, но не зимний, а что опаляет. Много личин у солнца. В землях, откуда ушли, холодных, больше чтят Коло, что на весну растёт. Хорс же из горячей земли, где хлада мало, а яри у солнца много. Оттого и Хорс там яростен… А Семурга — огня слуга, собака огненная. Кресу она сродни, богу тёмному!

Водун произнёс запретное имя хлёстко, так что вздрогнул Зоря, а Родим принял тайное слово на обмякшие мышцы, как удар, которого не избежать. Нетвор же только нахмурился.

— Разве так бывает? — спросил он, нацелив на водуна тяжёлый взгляд.

— Все народы из одних земель, от одного корня пошли, — с наставительной усмешкой сказал водун. Видно позабавили его одеревеневшие плечи Зори, да насупленные брови кияна. — Одни роды раньше из Земель Благодатных ушли, другие позже. А память ваша… На второй круг дети народятся — и нет её! — Водун задышал тяжело. Сложил пальцы щепотью — знак, ограждающий от горячей кресовой гордыни. (Не любил он поучать: размысление ваше, говорил, — огонь, наставления мои — зола). — Вот реките мне, от кого есть пошли люди? Помните хоть?