Дарья Плещеева - Массажист

Ощущение было – как будто под кожей стальная пластинка.

– Ты что, жонглер? – вдруг спросила она. Громко – иначе не имело смысла.

И потрогала пальцем мозоль, с которой Н. уже не знал как сражаться.

Мозоль выросла между большим и указательным пальцем, была большая, грубая, все время трескалась. Н. извел на нее прорву мазей, парил, вымачивал – где сидела, там и осталась.

– Нет, я не жонглер, – удивленно ответил он. – А собственно, почему?

– У них такие мозоли, от колец. Кольцо приходит в руку вот так… – она показала ребром ладони, показала так, что Н. сразу ощутил край тонкого пластмассового кольца, почему-то белого, которое приходит и сразу взмывает вверх, и так – все четыре часа репетиции.

Очевидно, и ей был известен язык тела. Сейчас, впрочем, ее тело отмалчивалось – или же сидело в засаде, ожидая своей минуты.

– Я массажист, – сказал Н. – Когда делаешь щипковый массаж, нагрузка вот на эти места.

Он сделал движение кистью, чтобы ей было понятнее.

– Щипковый – это как?

– Ну…

Он пожал плечами – в самом деле, как, танцуя, объяснить это? И вдруг музыка смолкла.

– Пошли к нам, – приказала она и не оборачиваясь направилась к столику. Тому самому, на котором уже стояли тарелки с колбасками, блюда с салатами и мясным ассорти. Это было кстати. Н. поспешил следом. Когда оставалось полтора шага, он прихватил пустой стул.

Они вынуждены были сесть, крепко прижавшись друг к другу. Женщина сразу потянула к себе через весь стол салат и ассорти.

– Ешь, – сказала она. – Это несъедобно, но на пустой желудок тут всю ночь не продержишься.

Она приказывала очень твердым голосом, а ее тело было в смятении, ее глазам и рукам чего-то недоставало. Они были в поиске. Но поиск чем-то ограничивался – был угол бара, куда она не смотрела. Угощая Н., она честно попыталась поесть сама: взяла три кружка сервелата и грызла их, но в пище она не нуждалась – просто соблюдала тусовочный застольный этикет. Н. поел очень быстро – он порядком проголодался. За столом провозгласили тост – он выпил вместе со всеми, стало тепло и радостно.

Потом они опять танцевали. И именно в танце она вспомнила про мозоль, опять коснулась ее длинными пальцами с накрашенными, но короткими ногтями. Н. понял, что вот теперь уже начинается игра, обычная игра женщины с мужчиной, и разыгрывается дебют «осторожные провокации». В миттельшпиль женщина перешла тоже вполне достойно – один, другой и третий ее взгляд прямо в близкие глаза Н. были долгими и уверенными. Как будто говорила: ну и куда ты теперь от меня денешься?..

В танце Н. ее и поцеловал. Легко, намеком. Настоящий поцелуй у них произошел в лифте, когда они ехали к ней в номер.

Это оказался номер люкс, насколько вообще возможен люкс в пансионате, построенном лет двадцать назад. И женщина занимала его одна. Н. осмотрелся – на кресле лежала ее сумка, сложной конструкции и явно дорогая, возле шкафа стояла еще одна, дорожная, на колесиках.

Хозяйка номера ушла в душ, а Н. сел на широкую тахту и начал расшнуровывать кроссовки. Нужно было снять и спрятать носки, пока она пропадает в душе. На шестом этаже, в рюкзаке, были, конечно, и другие носки, но не бежать же сейчас туда…

Он опять угодил в приключение. Ему предложили порцию столичного салата – он взял. Ему предложили ночь – он не отказался. Хотя было на душе малость тревожно, он уже чувствовал эту женщину и беспокоился, не завершилась бы ночь истерикой.

Она вышла из душевой в халатике.

– Теперь ты, – сказала она. – А, кстати, как тебя зовут?

Н. хотел было ответить, но тут в дверь постучали.

– Тс! – женщина быстро поднесла палец к губам и перешла на шепот. – Вычислили! Вот поросята! Свет…

Она сама щелкнула выключателем. Н. сообразил: пансионат был как буква «Г», и из соседнего крыла при желании можно было заглянуть в окно этого номера.

Темнота его устраивала. Он не нуждался в зрении, чтобы отпустить на свободу руки.

Разумеется, он сразу же нашел зажим в трапециевидной – мышцы справа и слева были как два тугих бочоночка, он стал осторожно их высвобождать, выласкивать, чтобы они перестали каменеть, ожили, вздохнули с облегчением.

Кожа оживала, подкожный холод разошелся под опытными руками. Тепло, которое Н. выманил из глубины тела, разрослось и распространилось. Оно было как жаркое солнце в полдень на морском берегу – пробирало насквозь и лишало способности двигаться.

Женщина подчинялась – ей было приятно. Из чего следовало, что нуждалась она не столько в сексе, сколько в видимости секса, как Н. и предполагал.