Дарья Плещеева - Массажист

Теперь, немного привыкнув к Соледад, Н. принимал тайные знаки ее тела иначе – почти как свои. А себя он, между прочим, научился жалеть – иначе было бы совсем скверно. Он знал, когда надо пожалеть ноги, а когда – голову, и потому нелепое бродячее бытие переносил в общем-то без потерь.

– Пойдем, – сказал он, под столом взяв женщину за колено и тихонько сжав.

Она подумала, встала и прошла через бар такой походкой, что Н. только носом покрутил, – металлическая была походка, быстрая и грозная, как если бы рыцарь в привычных доспехах прозвякал. Идя следом, Н. кинул взгляд на компанию и ничего особенного не увидел – пятеро мужчин, две женщины, возраст – от двадцати пяти до сорока. Это были не те люди, с которыми Соледад сидела ночью. Только высокого бородатого дядьку он опознал – да и мудрено не запомнить огромную пушистую рыжую бороду, классический веник, и здоровенную лысую макушку, прямо нечеловеческой величины. Дядька этот как раз и махал руками, призывая Соледад. А ночью она сидела с ним рядом, но он, кажется, тогда не обращал на нее внимания.

В номере Соледад первая взялась за дело. И опять Н. видел – секс как таковой ей не требуется, а требуется обезболивающее. Ну что же, это он умел. И до четырех часов утра они по-всякому заводили друг друга, а в это время внизу звенели гитары, сменялись голоса, летел к финишу фестиваль.

Автобусы подавали после обеда, но Соледад вызвала такси. Ей больше незачем было оставаться на фестивале, ей больше не с кем было там общаться. Н. прямо увидел в ее руке нож, которым она отсекла все ниточки, связывавшие ее с бардовской тусовкой.

– Куда тебя подвезти? – спросила она.

Н. назвал ту станцию метро, что ближе к Сэнсею.

Как быть с этой женщиной дальше – он не знал. Вроде бы ей полегчало. Произошел натуральный обмен – Н. честно отработал ночлег, пищу и подарки. И все же отпускать Соледад он не хотел – что-то ему было за нее беспокойно. Он знал, что травму так просто не вылечишь, – ее можно замассировать, чтобы унять боль и продержаться какое-то необходимое время, потом же требуется настоящая помощь. Н. замассировал болевые точки, пригасил огоньки, остановил губительный процесс – больше он вроде ничего сделать не мог, но пытался найти способы.

Единственное, что удалось, – обменяться адресами электронной почты. Причем Соледад явно не понимала, зачем это нужно.

Сэнсей принял Н. так, как если бы ничего не случилось, только посмотрел удивленно на дорогой джемпер. А вот Н. заметил по его поведению, что большой радости за два минувших дня Сэнсей не испытал.

Потом выяснилось – женщина не смогла прийти.

Не в первый раз она звонила в самую неподходящую минуту, кричала, что встретиться нужно обязательно, потом появлялись какие-то немыслимые причины, потом в каком-то привокзальном кафе она рыдала на плече у Сэнсея, долго и путано объясняя ему, как так вышло, что любит она его, Сэнсея, но бросить мужа ни за что не может. История эта тянулась лет пять – примерно столько Н. и Сэнсей, кстати, были знакомы. Параллельно тянулась совсем другая история…

– Надо съездить на дачу, – сказал Сэнсей, опять же глядя мимо глаз. – Мать просила банки привезти. И вообще там все на зиму заделать.

– Не вопрос, – ответил Н.

Мать Сэнсея относилась к нему неплохо – насколько вообще можно хорошо относиться к человеку, который валится как снег на голову не менее двух раз в год, живет неделю-полторы, ест и пьет, но даже буханки хлеба в хозяйство не приносит. Однако она была женщина неглупая, видела, что у сына почти нет друзей и с подругой не складывается, а с Н. он вроде оживает.

К тому же Н. помогал ей избавляться от головокружений, а от родного сына, понятное дело, массажа не допросишься, родной сын убежден, что материнские хвори – только повод навязать ему лишнее общение…

Семья у Сэнсея была необычная – мать, бабка, бабкин младший брат, его внучка. Все они жили в четырехкомнатной квартире с несуразной планировкой, женщины и девочка – в одной большой комнате (шестнадцать метров, не шуточки для древней пятиэтажки), бабкин брат – в восьмиметровой, Сэнсей – в девятиметровой, и еще имелась зала с телевизором. Выбрасывать барахло в семье не было принято, и комнату Сэнсея загромоздили вдоль и поперек. Чтобы поставить раскладушку для Н., приходилось разгребать кучу ящиков и коробок.

Кроме старой рухляди тут было еще и Сэнсеево оружие – на стенах висели дюралевые мечи, щит, шлем. Сделаны они были коряво – в ролевушной тусовке считалось, что далекие предки и книжные персонажи предпочитали оружие без затей. Не то чтобы Сэнсей был страстным ролевиком – до этого, к счастью, не доходило, но ему требовалось время от времени жить в обстоятельствах, где он мог проявить немирные свойства своего характера – ярость в драке и командирские замашки. То, что в семье он был главным, его не удовлетворяло – мало радости в тиранстве, когда тебе подчиняются перепуганные старухи. А давить на деда он не хотел – деда он признавал почти за равного и сделал приближенным к своей персоне лицом.