Роберт Чамберс - Пенумбра. Шесть готических рассказов.

«Ну, Шеймус, брат мой, думаю, тебе будет интересно узнать, мёртв я или нет. Может, это так, а может статься, что и нет. Но я посылаю тебе это письмо, чтобы ты знал, что я знаю, чем ты занят сейчас и что собрался сделать позже. Ты ведь собрался оставить Эиланмор без последнего Эчанна, не так ли? Задумал путешествие в Небесный Сад? Что же, тогда позволь тебе кое-что сказать. Не делай этого. Я знаю, что там прольётся кровь. И учитывай кое-что ещё: ни ты, ни кто либо ещё, не отнимете у меня мою Кетрин. Ты должен это принять. Ян МакКартур уже понял. И Кетрин тоже поняла. Я думаю, что для себя ты сам решишь, жив я или нет. Я предупредил тебя — не вздумай этого делать. Так будет лучше и для тебя, и для всех нас. Ян МакКартур отплыл в Северное море на китобое — судно недавно прибыло в Эиланмор, и не вернётся ещё три месяца. Будет лучше, если он вообще не вернётся. Но, если все, же это произойдёт, ему придётся считаться с интересами человека, который полагает, что Кетрин МакКартур принадлежит ему. Я бы предпочел не иметь дел сразу с двумя мужчинами, один из которых — мой брат. Тебя не должно заботить, где я. Сейчас я не нуждаюсь в деньгах. Но я хотел бы, что бы ты кое-что оставил для меня. Передай мне кое-что тогда, когда я об этом тебя попрошу. Когда этот день придёт, я не буду ждать долго, так что лучше подготовь всё заранее. Мне нравится то место, где я сейчас нахожусь. Ты спросишь: почему мой брат так далеко? (Я же отвечу тебе, что это не дальше на Север, чем Сент-Килд, и не Южнее Мыса Кентаир). Спросишь, почему так? Это лишь между мной и тишиной. Но, я думаю, ты иногда вспоминаешь об Энн. Ты же знаешь, что она лежит под зелёной травой? И Манус МакКодрум тоже. Говорят, он ушел в море и не вернулся. Люди шепчутся о кровавой печати и о гневе, что постиг его. По-моему он просто сошел с ума. Я понимаю природу его безумия, и я играл его мелодию на своей флейте. И ты само собой, Шеймус, спросишь меня — а что это была за мелодию, которую ты играл?

Твой брат, день которого настал.

Глум.

Не забывай кое-что: я бы предпочел не играть свою „Пляску смерти“. Это был тёмный час для Мануса, когда он услышал свой „Дар печали“. Это была песня его души, вот так вот… а песня твоей души — „Танец жизни“».

Это письмо никак не шло у него из головы. Кое-что случилось после, во тьме, когда он плыл в Сад, и что увидел он и ещё пара матросов, которые жили на Армандале в Небесном Саду. Как только судно медленно вышло из гавани, один из матросов спросил, уверен ли он, что на острове больше никого не осталось. Он вроде бы видел, какой-то силуэт на вершине скалы, который размахивал каким-то чёрным отрезом ткани, похожим на платок. Эчанна покачал головой; и как раз в тот же момент второй матрос повторил вопрос товарища, потому что он заметил то же самое. Шеймус отдал приказ выдвигаться, и они медленно двинулись через гавань, а сам взял небольшую плоскодонку и направился к берегу. Тщетно он бродил по острову, громко звал кого-то снова и снова. «Вряд ли это могло привидеться им обоим», — думал он. Если на острове не осталось людей, и если это был не обман зрения, кто же это мог быть? Призрак Маркуса, наверное. И это мог быть его старик (его отец) воскресший, чтобы проститься со своим младшим сыном, или же предупредить его о чём-то?

Медлить больше было нельзя, посему, часто оглядываясь назад, он снова сел в лодку и зашлёпал вёслами по направлению к своей шхуне.

Хлюп, хлюп, хлюп — раздался по водной глади, тихий, но и в тоже время очень звонкий звук, напоминающий ему мотив «Пляски смерти». Он испугался и погнал лодку так, что брызги разлетались во все стороны. Когда он вышел на палубу, он хриплым басом приказал матросу рядом с ним, чтобы он развернул штурвал и держал курс прямо по ветру.

— Там никого нет, Каллум Кемпбелл. — прошептал он.

— Тогда откуда доносится эта странная музыка?

— Какая музыка?

— Да, сейчас она уже смолкла, но мы слышали её так же чётко, как голос Эндры МакЭвана.

Это было похоже на голос флейты, и её мелодия была очень зловещей.

— Это была Пляска Смерти.

— Но кто играл на флейте? — спросил матрос, и я глазах его был заметен испуг.

— Мертвец.

— Мертвец?

— Нет. Я думаю, что это один из моих братьев, который прежде утонул в этих водах. Это Глум, потому что только он умел играть на флейте. Потому что, если это не то…

Матросы затаили дыхание в тишине, поскольку в сердце каждого из них проник древний, суеверный страх. Задающий ритм сделал знак капитану, что нужно продолжать путь.