Роберт Чамберс - Пенумбра. Шесть готических рассказов.

— У вас есть поварята, господин.

— Я рад, что нам не придётся тратить время на ожидание, — ответил отец. Ну, госпожа, прошу садиться ближе к огню — вам нужно согреться. Вы, наверное, совсем замёрзли в дороге.

— Господин, а где я могу оставить свою лошадь? — спросил охотник.

— Я позабочусь о ней, — ответил отец, и вышел по двор.

Описание внешности нашей гостьи требует отдельного внимания. Она была юна, думаю, ей было где-то лет двадцать. Она была одета в тёплую одежду для странствий, с белым, меховым воротником, а голову венчала горностаевая шапка. Черты её лица были мягкими и привлекательными, по крайней мере, я думал именно так, и отец, похоже, разделял моё мнение. Её волосы переливались на свету; они были гладкими и блестящими, словно зеркало. Её губы, хоть и были всегда слегка приоткрыты, я мог разглядеть её белые зубы, и всё это определённо мне что-то напомнило; но что-то в неё взгляде было такое, не хорошее, что заставляло нас, детей, держаться от неё подальше. Взгляд её был лукавым и каким-то диким. Я не мог тогда сказать, почему нам так показалось, но я чувствовал, что в её глазах пылает ярость; и когда она попросила нас подойти к ней, мы двинулись вперёд с опаской и дрожью. Всё равно она была очень красивой, даже более чем. Она ласковым тоном говорила с моим братом и мной, и гладила нас по голове. Марселла же не подошла к ней. Напротив, едва увидев её, она убежала и спряталась под одеяло; и вся её радость по поводу грядущего ужина тотчас исчезла, хотя она очень сильно этого хотела всего около получаса назад. Когда мой отец оставил лошадь на привязи в притолоке между сараем и домом, ужин уже стоял на столе. Когда мы поужинали, мой отец настоял, что бы юная леди заняла его кровать, а он изъявил желание посидеть ещё у огня и пообщаться с её отцом. После некоторой неуверенности, она согласилась; и я, и мой брат присоединились к Марселле, поскольку мы были ещё детьми, и мы спали все вместе.

Но нам не спалось. Было что-то не так, и нас не только тревожил факт, что в доме были незнакомцы, но и то, что они остались ночевать с нами в одном доме, а мы не привыкли к тому, что в доме посторонние. Что же касается сестрёнки Марселлы, она хоть и ничего не говорила, я всё равно чувствовал, что она дрожала почти всю ночь под одеялом; а порой мне казалось, что я слышу её сдавленные всхлипы. Мой отец принёс бутылку, к которой он очень редко прикасался; и они вместе с этим странным человеком, который называл себя охотником, распили её за задушевной беседой у очага. Мы готовы были услышать любой, даже самый тихий шепот — нам очень сильно было любопытно, о чём они говорят.

— Вы сказали, что приехали из Трансильвании, — начал отец.

— Именно так, господин, — подтвердил охотник. — Я был крепостным в доме знатного вельможи. Мой господин требовал, что бы я отдал свою девочку ему на потеху. Всё закончилось тем, что я дал ему ответ в форме несколько дюймов моего охотничьего ножа, причём не единожды.

— Мы, похоже, земляки и товарищи по несчастью, — сказал отец, взяв охотника за руку и крепко пожав её.

— Правда? Значит вы тоже из Трансильвании?

— Да, я оттуда, и я тоже, как и вы, бежал оттуда, что бы спасти свою жизнь; но у меня несколько другая, более печальная история.

— Как ваше имя?

— Кранц.

— Да? Тот самый Кранц?! Я слышал истории о вас. Думаю, вам не стоит воскрешать в памяти призраков прошлого и теребить старые раны. Очень, очень приятно познакомится, господин Кранц; и я даже могу сказать вам больше — я как ни как тоже в какой-то степени часть твоей семьи. Я твой двоюродный брат, Уилфред из Вансдорфа, — промолвил охотник и встал, обнимая моего отца.

По старой немецкой традиции они наполнили свои рога (вместо кубков) и выпили на брудершафт. Затем они продолжили беседу, но теперь они старались говорить тише. Всё, что мы смогли извлечь из беседы, так это то, что он наш какой-то дальний родственник и ещё о том, что он и его дочь какое-то время поживут в нашем доме. Примерно через час они оба откинулись на стульях, и кажется, уснули.

— Марселла, сестрёнка, ты слышала? — прошептал Сизар.

— Да, — тоже шепотом ответила Марселла. Я всё слышала. Но братик, я не могу быть спокойной, пока эта девушка находится с нами. Я боюсь её.

Мой брат ничего не ответил ей, и мы все трое в скором времени уснули. Проснувшись следующим утром, мы увидели, что дочь охотника встала явно гораздо раньше нашего. Она была просто великолепна. Она подошла к Марселле, и приласкала её. Малышка плакала, у неё была практически истерика, как будто каждое прикосновение причиняло ей боль.