Саманта Швеблин - Дистанция спасения [litres]

– А что Давид? – спросила я.

– Женщина отодвинула стул, который стоял рядом с моим, и жестом велела Давиду сесть.

– А ты? Неужели так и не прикоснулась к бедному ребенку?

– Потом женщина опять начала наливать чай, а сама все время незаметно на нас поглядывала, следила за тем, как мы встретимся. Давид с трудом вскарабкался на стул, а я не могла заставить себя подсадить его. Теперь он сидел и рассматривал свои руки. “Скоро непременно начнет зевать”, – повторила женщина, сама зевая во весь рот и прикрывая его рукой. Она тоже села за стол, взяла свой чай, но по-прежнему очень внимательно следила за Давидом. Я спросила, удачно ли все прошло. “Лучше, чем я ожидала”, – ответила она. При переселении ушла и половина яда, яд разделен пополам между двумя телами и уже не так опасен.

– И что это значило?

– Давид, скорее всего, выживет. Как тело Давида, так и Давид в своем новом теле.

Я смотрю на Карлу, и Карла тоже смотрит на меня. У нее сейчас ужасно фальшивая улыбка, прям как у клоуна, но на миг ее улыбка меня обманывает: я готова поверить, будто только что рассказанная история была всего лишь очень длинной и очень неудачной шуткой. Но она добавляет:

– Так что это и есть мой новый Давид. Это чудовище и есть мой Давид.

– Карла, не сердись, но мне надо пойти взглянуть, чем там занимается Нина.

Она кивает и снова смотрит на свои руки, лежащие на руле. Я поворачиваюсь к дверце, собираясь выйти из машины, однако Карла, судя по всему, и не думает последовать моему примеру. Несколько секунд я сижу в нерешительности, но ничего не происходит, и тогда меня охватывает настоящая тревога за Нину. Как измерить дистанцию спасения, если я не знаю, где сейчас находится моя дочь? Я выхожу из машины и спешу к дому. Дует легкий ветерок, чувствую, как он пробегает по спине и по влажным после долгого сидения в машине ногам. И тут же через окно вижу Нину, вижу, как она толкает сзади кресло, двигая его из гостиной в кухню. Все в порядке, думаю я, но назад не иду. Все в порядке. Поднимаюсь по трем ступенькам на галерею, открываю дверь, затянутую москитной сеткой, вхожу в дом и закрываю дверь за собой. Закрываю на задвижку, потому что делаю так всегда, и это получается у меня уже машинально. Потом, уткнувшись лбом в москитную сетку, долго смотрю на машину, на рыжий пучок, который слегка возвышается над спинкой кресла. Я боюсь пропустить любое движение Карлы.

Она назвала тебя чудовищем, и теперь я думаю еще и об этом. Наверное, очень грустно быть таким, каким ты стал теперь, что бы это ни значило, и грустно, что твоя мама называет тебя чудовищем.

Ты ошибаешься, и это портит всю историю. Я самый нормальный мальчик.

Нет, Давид, ничего нормального тут и в помине нет. Вокруг сплошной мрак, а ты шепчешь мне что-то на ухо. Я даже не знаю, на самом деле это все происходит или нет.

Это происходит, Аманда, происходит на самом деле. Я стою на коленях рядом с твоей кроватью, мы находимся в палате пункта скорой помощи. У нас мало времени, и пока время не вышло совсем, надо отыскать точное место.

А Нина? Если все это происходит на самом деле, где Нина? Господи, где же Нина?

Это не важно.

Только одно это и важно.

Не важно.

Хватит, Давид, я не хочу продолжать.

Если мы не двинемся дальше, мне незачем будет сидеть рядом с тобой. Я уйду, и ты останешься одна.

Нет, пожалуйста, не уходи.

Ладно, так что же происходит в саду теперь? Ты стоишь в доме за дверью, прижавшись лбом к москитной сетке.

Да.

Ну а что дальше?

Рыжий пучок Карлы едва заметно двигается над спинкой кресла, как будто она озирается по сторонам.

Что еще? Что еще происходит в тот же самый миг?

Я перемещаю вес своего тела с одной ноги на другую.

Почему?

Потому что так мне легче стоять, потому что в последнее время я чувствую, что с большим трудом держусь на ногах. Как-то я даже пожаловалась мужу, а он ответил, что, по всей видимости, у меня легкая депрессия, но это было еще до рождения Нины. Сейчас я чувствую то же самое, правда, теперь это совсем не так важно. Просто я немного устала, говорю я себе, и порой меня пугает мысль, что из-за этого мне будет чуть труднее справляться с повседневными проблемами, чем остальным людям.

А что происходит потом ?

Нина подходит ко мне и обнимает за ноги:

– Мама, ты что?

– Ш-ш-ш.

Она отрывается от моих ног и тоже упирается лбом в москитную сетку. И тут дверца машины открывается. Карла опускает на землю одну ногу, затем другую. Нина хватает меня за руку. Карла наклоняется, берет свою сумку и поправляет купальник. Я боюсь, что она вернется к дому и обнаружит, что мы подглядываем за ней, но Карла и не думает идти сюда, даже к бассейну не идет, чтобы забрать свои шлепанцы. Она идет прямо к воротам, держа сумку под мышкой. Идет, высоко подняв плечи, и ноги ставит почти по прямой линии, как если бы на ней было длинное платье, которое требует особой походки и особой манеры держаться. И только когда твоя мама выходит на улицу и пропадает за кустом лионии, Нина отпускает мою руку. Где сейчас Нина, Давид? Мне надо это знать.