Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

У Облонга не было ни единой альтернативы, к тому же он твердо верил в старую истину о том, что у хорошего директора плохой школы быть не может. И он согласился.

— Ну и отличненько! — воскликнул Ромбус Смит, горячо пожав ему руку. — Я придерживаюсь того мнения, что представители естественных наук учат, а мы, гуманитарии, воспитываем. Согласны?

Облонг вяло кивнул, тем временем директор, порывшись в ящиках, выудил из них пару оловянных кружек и большую бутылку с надписью «Особое крепкое старины Ферди».

— Страшная это работа — стоять на страже. Только это и спасает от полного безумия.

Пиво и правда оказалось запоминающимся: с землистым привкусом и шлейфом из нескольких ароматов. Ромбус Смит поднял свою кружку, произнося тост:

— За счастливое будущее в школе Ротервирда!

— Мое… счастливое… будущее, — неуверенно поддакнул Облонг.

Директор открыл окно и выглянул на улицу. В его памяти, порой непредсказуемой, но при этом фотографически точной, всплыло несколько смутных литературных отрывков, связанных с туманом.

— Какой автор, по-вашему, лучше всех описывал погоду? — спросил он, прикрывая окно.

— Шекспир.

— А вот я предпочитаю Конрада [7] Джозеф Конрад (псевдоним Юзефа Теодора Конрада Коженевского, 1857–1924) — английский писатель. Поляк по происхождению, он получил признание как классик английской литературы. Будучи моряком, большинство своих произведений посвятил морской тематике. ( Примеч. ред. ) . Морские волки погоду хорошо чувствуют. А какая у вас любимая строка?

Облонг помедлил.

— Как насчет Марка Твена? «Климат — это то, чего ты ожидаешь, а погода — то, что получаешь на деле».

Разговор продолжался в том же духе, и Облонг постепенно растаял, проникшись любовью Ромбуса Смита к английскому роману девятнадцатого века. Между цитированием произведений директор делился другими мелкими подробностями. Облонгу предстояло стать учителем дневной школы, которая принимала лишь детей из города и близлежащих окрестностей.

— Думаю, уровень будет повыше того, к чему вы привыкли… Они не дадут вам расслабиться, — прибавил он.

Бориса вместе с его шарабаном Облонг обнаружил там же, где покинул.

— Значит, получили место.

— Как вы узнали?

— По неуверенной походке.

По дороге наверх Борис уже не так активно крутил педали, и поршни двигались более плавно, отчего дорога назад казалась спокойнее, но только до тех пор, пока едва не случилась катастрофа. Шарабан как раз сбросил скорость перед крутым поворотом на подъезде к двенадцатимильному столбу, когда в поле зрения внезапно возник огромный черный лимузин с включенным дальним светом. Борис взял в сторону и схватился за ручку тормоза; шарабан закружился в конце концов встал поперек дороги. Черная машина завизжала тормозами и остановилась.

— Что это еще за чертовщина? — завопил Борис.

— «Роллс», — заикаясь, ответил Облонг.

— Мне плевать, пусть хоть пылающая колесница Ильи-пророка, по ротервирдским дорогам так не носятся.

Борис зашагал в сторону машины, а оттуда показалась высокая фигура уже немолодого человека, который с удивительной грацией двинулся навстречу Борису.

— Ты вообще знаешь, зачем придумали сигнал? — В голосе мужчины не отражалось ни малейших эмоций. Его наряд блистал той же роскошью, что и машина. — Пошел прочь с дороги, если не хочешь, чтобы я тебя с нее сбросил.

— Это меня-то сбросить?..

Мужчина вернулся к машине, после чего та завелась и покатила вперед. Борис едва успел осознать всю серьезность угрозы. Он переключил передачу, дал задний ход и съехал на луг прежде, чем «роллс-ройс» набрал скорость и скрылся.

Облонг заметил, что на радиаторе автомобиля вместо привычной серебряной богини красовался позолоченный горностай.

— Сроду такого не было, сроду…

Затем все вернулось на круги своя. Автобус до Хоя уже поджидал у столба вместе с тем же неприветливым водителем. Мистер Облонг помахал Борису Полку на прощание. С дальнейшим изучением Ротервирда можно было повременить.

Родни Сликстоун сидел на заднем сиденье между своими так называемыми приемными родителями. Его мало привлекала сельская местность, а мысль об ужине с мэром и того меньше, но машина все изменила — одного ощущения и запаха кожи, вида полированных поверхностей и звука хищного урчания мотора оказалось достаточно. А когда сэр Веронал согнал с дороги тот смехотворный драндулет, мальчик еще больше утвердился в мысли, что этот человек достоин того, чтобы его слушаться.