Андрей Агафонов - Черная моль [CB]

Старик сидит, опустив глаза. Он раздавлен и потрясен.

— Эй, босс, вы в порядке? — окликает кто-то из комнаты.

Он с усилием поднимает руку. Держит ее какое-то время, показывая, что все в порядке. Опускает. Потирает лицо руками. Поднимает глаза:

— Что тебе нужно, Джакомо?

— Мне нужен стрелок.

— Хорошо. Ты его получишь.

Пиццерия Ломбарди, Нью-Йорк. За витриной приближающийся шум и крики:

— Отвали от меня, мразь вонючая! Не подходи ближе!

— Ты тоже сдохнешь!

— Сперва ты, филья ди пут-та-ана!

Грохот выстрела. В пиццерию входит, засовывая пистолет за ремень, Дженко Руссо.

— Дженко, — в углу за столиком пустой пиццерии сидит понурый Франко, — что там?

— Привязался на улице, — тяжело дыша, объясняет племянник. Поворачивается к двери и орет: — Сукина мать проститутки!

На противоположной стороне улицы оседает на асфальт серая фигура.

— Ты все сделал, как я просил, Дженко?

— Я проводил нашего друга до точки. Дальше соваться не стал. Тот парень псих, кто знает, что у него на уме.

— Его не смогут привязать к нам?

— Кого? — Дженко все еще озирается на дверь.

— Дженко, ты моя плоть и кровь, но иногда мне хочется тебя задушить.

— А! Скузи. Нет, он не знает ни тебя, ни меня. Он же даже не итальянец!

— Я знаю, знаю… Хорошо, это хорошо…

— Ты какой-то грустный, дядя, — Дженко берет старика за руку, — что с тобой? Уже два дня ты ходишь и бормочешь себе под нос.

— Все хорошо, мой мальчик, — Франко грустно улыбается и треплет племянника по щеке. — Ты все сделал правильно. Иди поешь. И скажи там, пусть кто-нибудь уберет эту падаль. Не хочу, чтобы возле моей пиццерии воняло.

Темная прокуренная квартира с пыльными стеклами, аль Сафер беседует с человеком в капюшоне и темных очках.

— Наши друзья сообщили мне, что у нас есть общий враг. Полагаю, что мы с вами можем договориться.

— Цена вопроса?

— Что вас интересует? Картины, женщины, хороший дом в безопасном месте?

— У меня рак простаты. Блюю три раза в день. На картины, женщин и безопасные дома, в частности.

— Думаю, — после паузы говорит аль Сафер, — у меня есть то, что вам нужно.

Генеральная ассамблея ООН. На трибуне Трамп в черном костюме с белой сорочкой и атласным голубым галстуком. На галереях, у дверей, даже у вентиляционных отверстий — автоматчики. Снайперы обшаривают прицелами каждый дюйм. Мышь не проскочит. Зал заполнен едва ли на треть.

— Сегодня я стою на этой трибуне, — говорит Трамп, — самой высокой трибуне мира перед лицом самой ужасающей трагедии, с которой когда-либо сталкивалось человечество. Последние месяцы стали суровым испытанием для всех нас. Для многих они стали действительно последними. Сегодня я не вижу в этом зале представителей древних прославленных государств, которые создали эту цивилизацию. Нашу цивилизацию, которая находится на грани уничтожения. Но мы не позволим пересечь эту грань! Ни ядерные конфликты, ни зловещие эпидемии, чей секрет надежно упрятан в мрачных подземельях Старого Света, не затушат огонь разума, воли и патриотизма.

Трамп отпивает из стакана. Аудитория безмолвствует.

— Как и все вы, — Трамп задирает подбородок и поправляет душащий его галстук, — я оплакиваю гибель наших братьев и сестер. Особенно это касается Африки. Но мы должны идти дальше. Мы должны вернуться на пути, уготованные нам Всевышним, и навсегда освободиться от демонов. Америка победит эту эпидемию, даже если мы потеряем половину населения. И тогда мы выйдем на воздух, очищенный от заразы, и улыбнемся, мы оснастим наши корабли, как встарь, мы понесем свет цивилизации на выжженные и опустошенные территории. У нас есть для этого все — несгибаемая воля, лучший в мире флот и вера в Господа. В Писании сказано — блаженные наследуют землю. Мы — эти блаженные, и мы возьмем землю в свои руки!

Зал взрывается овацией.

Королевские покои, Виндзорский замок, Беркшир.

Спальня королевы.

На старинной кровати под балдахином, укрепленным на резных столбах красного дерева, лежит, не сняв ботинок, Логан. Во рту его дымится сигарета.

В полутьме светится экран телевизора. Показывают «Голод» Тони Скотта.

— Никогда не любил этот фильм, — ворчит он. — Единственный, который мне никогда у него не нравился. Хотя казалось бы…

— Слезь с моей постели, нахал, — говорит королева, расчесывая волосы у трюмо. Она в пеньюаре. Темные вьющиеся волосы, чуть длинноватый нос, мраморные плечи. Ей с трудом можно дать сорок лет.