Александр Тамоников - Музей смерти

Послышалось поскрипывание – он накручивал глушитель на ствол пистолета Макарова. Жар ударил в голову, я напрягся. Застонала Варвара. Мужчина прервал свое занятие, поднял глаза, в них заметались ироничные огоньки.

– Что вы собираетесь делать?

– А на что это похоже? – удивился он. – Я бы не стал, зачем мне это надо? Но жизнь требует, знаете ли, молодые люди. Я сразу, еще два дня назад, понял, что от вас придется избавляться, но лучше это сделать не вызывающе. Интуиция, хотите верьте, хотите нет. Понял, что будете копать до конца, наводил о вас справки, мои человечки за вами наблюдали, все такое. Вы очень настырные, так нельзя. Девушка, не пробуйте на мне свои чары, – повернулся он к Варваре. – Не тот случай, чувствительности ноль… И про Якушина я многое узнал. Любопытный мужчина, хотя и не болтливый. Хорошо защищен, но ведь не существует ничего невозможного? – Он зловеще подмигнул. – Сегодня вы, завтра он.

– Кто вы такой? – прохрипел я. Только бы не поднял раньше времени свой пистолет! Мысли метались, что делать? Себя не жалко, Варвару жалко! Смириться? Но это не наш метод, надо действовать, заговорить ему зубы, заставить расчувствоваться…

– А вы как думаете… Никита Андреевич, если не ошибаюсь?

– Вы потомок Савельева – старосты села Кривошлыково?

Мужчина засмеялся трескучим смехом. Тяжело вздохнула Варвара – видимо, посетовала, какой же я идиот.

– Как вам угодно, давайте считать меня потомком Тихона Фомича, мне без разницы…

И все же была разница, я чувствовал, что ему – колоссальная разница! Нельзя разговаривать с людьми, которых собрался убить – потеря времени, те могут что-то придумать, подоспеет вездесущая «кавалерия», да и на кой тебе нужен контакт с людьми, от которых хочешь избавиться? Но ему хотелось говорить. А с кем он мог откровенничать? Только с теми, кого скоро убьет…

– Можете звать меня Кротовым, – вещал мужчина. – Или кем угодно, тем же Савельевым. Был я и тем, и этим… Сейчас я, кстати, занимаю должность заместителя начальника уголовного розыска Новосибирского сельского района. В городской полиции обо мне информации нет. Понимаете, откуда у меня возможности? Добыть информацию, пару-другую шустрых ребят с криминальным душком, которых я избавил от отсидки?

– Зачем вы пришли в музей 27 мая? – тихо спросила Варвара.

– О, у нас возникают доверительные отношения? – Мужчина колебался. – Почему я пришел? – Он задумался. – Сложно сказать, милая леди. Назовите это «вечным зовом» или как-нибудь еще. В этом было что-то неосознанное, оно притягивало некие голоса в голове. Я не мог знать, что здесь находится, с чего бы? Выяснил, что есть такой музей, почувствовал притяжение… Что вы можете знать? – Он изменился в лице. – С 1910 года чудовищные головные боли, которые невозможно терпеть, но я научился, видения, галлюцинации, с ними тоже приходится жить. Образ дьяволицы не выходит из головы… – У мужчины задрожала челюсть. – Вы никогда не сидели на анальгетиках, которые действуют от силы полчаса, а потом все снова начинается?

Этот человек был морально измучен, безмерно устал от жизни, но это не умаляло его сущность негодяя.

– И вы ни разу за эти годы не пытались с собой покончить? – продолжала «допрос» Варвара.

– Были мысли, отчего же нет. – Мужчина сплюнул на пол. – Но так и не собрался. Вам трудно поверить, но в душе я глубоко верующий человек, понимаю, что в аду будет еще хуже. Уж лучше здесь… – Он хищно оскалился.

– Вас можно убить? – спросил я.

– Это вопрос с прикладной точки зрения? – хихикал убийца. – А почему же нет? У меня обычное, но почему-то нестареющее тело, я не из железа сделан, не бронирован, бьется такое же сердце, как у всех…

– И ведь не убили же… – с досадой бросил я.

– А это для чего? – постучал по голове «Кротов». – Хочешь жить – умей вертеться. Две мировые войны, одна гражданская, разгул репрессий… Вы хотите знать, как я прожил эти непростые десятилетия?

Лично я не хотел выслушивать паранормальный бред, но ведь нужно что-то делать, чтобы не потянул за спусковой крючок! Он разглагольствовал, поигрывая пистолетом, смотрел насмешливо. Но было видно, как в его черепушку прорывается головная боль. В 12 году он уехал из села – продал свой дом, продал дом Марии Власовой, которым завладел обманом, имея сговор с полицейским урядником и волостным старшиной. Чего сидеть в селе – его уже не избрали старостой на очередном общественном сходе. Подался в Новониколаевск, на вырученные деньги прикупил аптеку. Боли терзали – хороший способ быть поближе к лекарствам. Война с Германией – смастерил себе инвалидность. Нашествие большевиков на Русь – заранее держал нос по ветру, понял, что грядет. Избавился от бизнеса, заделался трудягой – средним классом. Познакомился с девкой, оказалась дочерью председателя районной ВЧК. Страшна была, как мировая революция! Но сломал себя, женился, и в один прекрасный миг обнаружил на себе кожаную куртку, а в кобуре – «наган»… Делу ВКП(б) был не то чтобы верен, но усердие проявлял, не высовывался, припрятывал золотишко, добытое у интернированных эксплуататоров. Ох, как пригодилось ему потом это золото! Вроде беременной жена была, уже не помнит. С 20 года стал все чаще заглядывать в зеркало, удивлялся – почему не меняется? Полвека разменял, а в зеркале – на сорок. Еще через пару лет все понял. Мигрень не унялась, долбила каждый день, случались такие приступы, что очухивался в больнице. Видения не кончались, образ ведьмы не уходил из сознания. Частенько приходила мысль: а живой ли я вообще? Истязал себя, резал кожу – вроде жив… Однажды дошло: хочешь жить в таких условиях – каждые десять лет меняй сферу деятельности и регион проживания (где тебя еще не знают). Готовься заранее: документы, деньги, «легенды», будь хитрым, умным, изворотливым, безжалостным, просчитывай все ходы, чтобы не спалиться. А главное, никому не верь! Подстроил собственную смерть – типа в реке утонул, унесло течением. Всплыл в Омске – туберкулезник, героический инвалид Красной армии. Потом милиция, войска НКВД, Восточная Сибирь, охрана зоны, в которой содержались «политические» по 58-й статье. Командовал целой охранной ротой, благо в ЧК научили стрелять и выкрикивать команды. Когда избивали армию и НКВД, сидел тише мыши, постукивал на сослуживцев, оттого и выжил… В июне 41-го, будучи офицером советской милиции, валялся в районной больнице на Западной Украине – куда и прорвались сброшенные с самолетов немецкие парашютисты. Испугался умирать, лапки поднял. Концлагерь за линией фронта – но это недолго, школа абвера, куда набирали всякий антисоветский сброд – снова извернулся, в ней и остался на преподавательской должности. В августе 44-го завладел документами и формой мертвого советского капитана – уж больно этот парень был лицом на него похож. Одному майору СМЕРШ что-то не понравилось в предъявленной «легенде» – пришлось по горлу и в канаву… Вернулся на «родную» Брянщину с искалеченной якобы рукой, жена не признала, но это ее проблемы – скончалась, разрыв сердца от чрезмерной радости. Соседи тоже не шибко признавали, пришлось отращивать бороду и ссылаться на потерю памяти и невнятную речь – последствия контузии. Десять лет на Брянщине, потом Калининград – бригадир монтажников-высотников, потом Байкало-Амурская магистраль, тоже бригадир, опыт строительства уже имелся. Была какая-то жена, ребенок; бросил – и плевать! За паспорта и прописки платил деньги, куда деваться? Владивосток – морской порт, заведующий складом; Хабаровский край – председатель исполкома райсовета в каком-то никудышном районе (очень пригодился опыт сельского старосты). Однажды случилась накладка – пришлось убрать чересчур любопытного секретаря районного суда. Но в целом он относился ответственно к правдоподобию своих личностей. Десять лет на золотом прииске. Начал пить. Имел серьезное намерение по завершении «десятилетки» уйти из жизни, но снова не решился. Половина зарплаты уходила на лекарства. Зато намыл золотишка, пополнил кубышку… Перестройка, 90-е, Благовещенск, сколотил банду, с которой занимался мелким рэкетом, да познакомился с интересным ментом, тот и обучил его особенностям жизни в новых условиях: мол, криминал уходит на нет, скоро менты будут мазу держать. Красноярск, Санкт-Петербург, замначальника районного ОБНОН – скромно, но со вкусом; город Сочи, где милиция всему голова. В 2012 году прибыл в родной регион, в котором не был ровно век, поначалу присматривался, удивлялся – как тут все изменилось за какие-то сто лет!