Кассандра Клэр - Лорд Теней [litres]

Джулиан похолодел. Выходит, нет ни малейшего шанса, что Джем хоть в чем-то ошибся. Хотя Джулиан и так не очень-то на это надеялся.

– Эмме рассказал Джем. Но он не объяснил, как это работает и что случится.

Магнус прикрыл глаза слегка дрожавшей рукой.

– Посмотри историю Сайласа Пэнгборна и Элоизы Рейвенскар. Были и другие истории, хотя Безмолвные Братья скрывают их, как могут. – Его кошачьи глаза налились кровью. – Сперва сойдешь с ума ты сам, – сказал он. – В тебе невозможно будет узнать человеческое существо. А после того, как ты превратишься в чудовище, ты уже не сможешь отличать друзей от врагов. И когда близкие побегут к тебе, чтобы спасти тебя, ты вырвешь сердца у них из груди.

Джулиана замутило.

– Я… я никогда бы не причинил вреда своей семье.

– Ты их не узнаешь, – отрезал Магнус. – Ты не сможешь больше отличать любовь от ненависти. И станешь разрушать все вокруг не потому, что будешь этого хотеть – не больше, чем волна хочет сломать скалы, о которые бьется. Ты сделаешь это потому, что не будешь понимать, почему этого делать нельзя. – Он посмотрел на Джулиана с жалостью, которой было очень много лет. – Не имеет значения, добрые у тебя намерения или злые. Неважно, что любовь – светлая и созидательная сила. Магии наплевать на мелкие человеческие заботы.

– Я знаю, – сказал Джулиан. – Но что мы можем сделать? Я не могу стать простецом или обитателем Нижнего мира и бросить семью. Это убьет и меня, и их. А перестать быть Сумеречным охотником – для Эммы самоубийство.

– Есть еще изгнание, – сказал Магнус. Его глаза были бездонны. – Вы все еще останетесь Сумеречными охотниками, но лишитесь части своей магии. Это и есть изгнание, это и есть кара. И поскольку магия парабатаев – одна из драгоценнейших и сплетенных с самой вашей сутью, изгнание уничтожит ее мощь. Все, чему проклятие дает силу – мощь рун, которые вы друг на друга наносите, способность ощущать чувства друг друга и причинен ли другому вред – в изгнании все это уйдет. Если я хоть что-то понимаю в магии – а я понимаю, это означает, что изгнание несоизмеримо замедлит развитие проклятия.

– А еще оно разлучит меня с детьми! – с отчаянием сказал Джулиан. – Быть может, я никогда больше их не увижу. С тем же успехом я мог бы стать простецом. По крайней мере, тогда я мог бы видеть их хотя бы тайком, издали. – Его голос словно проржавел от горечи. – Условия изгнания определяются Инквизитором и Конклавом. Мы никак не сможем на них повлиять.

– Не факт, – сказал Магнус.

Джулиан пристально взглянул на него.

– Думаю, лучше бы тебе объяснить мне, что ты имеешь в виду, – сказал он.

– У тебя только один вариант. И он тебе не понравится, – Магнус помедлил, словно надеялся, что Джулиан откажется слушать, но Джулиан промолчал. – Ну ладно, – сказал Магнус. – Когда будешь в Аликанте, расскажи Инквизитору всё.

– Кит…

Что-то прохладное коснулось его виска, откинуло назад его волосы. Кита окружали тени, он видел знакомые и незнакомые лица: женщина со светлыми волосами, беззвучно напевающая песню; лицо отца, злобная физиономия Барнабаса Хейла, Тай, глядящий на него из-под ресниц черных и густых, как сажа на лондонских улицах в романе Диккенса…

– Кит.

Прохладное прикосновение превратилось в постукивание пальцем. Веки Кита задрожали, и над ним появился потолок лазарета в Институте Лондона. Он узнал выжженное на оштукатуренной стене странное пятно в форме дерева, вид на крыши из окна, вентилятор, лениво кружившиеся лопасти над головой.

А еще он увидел пару встревоженных сине-зеленых глаз – Ливви. Длинные каштановые волосы ниспадают вниз волной спутанных кудряшек. Когда он поморщился, она с облегчением выдохнула.

– Извини, – сказала она. – Магнус велел будить тебя каждые несколько часов, чтобы убедиться, что тебе не становится хуже. У тебя же сотрясение…

– Сотрясение? – Кит вспомнил крышу, дождь, Гвина и Диану, небо, полное туч, которые скользили вверх – и вбок, когда он упал. – Когда это я получил сотрясение? Со мной же все было в порядке.

– Так бывает, – сказала она. – Людей бьют по голове, а они и не знают, что дело плохо, пока не вырубятся.

– Тай? – позвал он и попытался сесть. Это было ошибкой. Голова болела так, словно кто-то огрел его дубинкой. Обрывки воспоминаний мелькали у него перед глазами: фэйри в наводящих ужас бронзовых доспехах. Бетонная платформа у реки. Уверенность, что им не выжить.

– Вот – Она просунула руку Киту под шею и приподняла ему голову. О зубы лязгнуло что-то холодное. – Выпей это.