Стивен Кинг - Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

— И вот вы вернулись писать книгу, — подвела она итог рассказу.

Бен не ответил. Мисс Кугэн открыла блок сигарет и высыпала пачки на стол. За прилавком с лекарствами, как седой призрак, возник мистер Лабри, местный аптекарь. Летчик стоял у входа в автобус, дожидаясь, пока водитель вернется из уборной.

— Да, — сказал, наконец, Бен. Он повернулся и посмотрел на нее, впервые открыто, глаза в глаза. Лицо ее, с искренними голубыми глазами и высоким чистым лбом, было очень привлекательным.

— А вы родились здесь? — спросил он.

— Да.

Он кивнул.

— Тогда вы должны меня понять. Я жил здесь ребенком, и Салемс-Лот меня очаровал. Теперь, когда я вернулся, я боюсь, что все изменилось.

— Да нет. Здесь ничего не меняется, — сказала она. — Почти ничего.

— Я когда-то играл в войну с детьми Гарденеров на болоте. Мы были пиратами, а в парке устраивали прятки и штурм крепости. После того, как я отсюда уехал, нам с матерью приходилось туго. Она покончила с собой, когда мне было четырнадцать, но еще до того мое детство кончилось. А все хорошее, что в нем было, осталось здесь. И оно все еще здесь — так мне кажется… Город ведь совсем не изменился. Смотреть на Джойнтнер-авеню — все равно, что смотреть на свое детство через тонкий слой льда, какой бывает в ноябре на замерзшей воде. Оно такое неясное, и некоторых вещей уже не разглядеть, но оно все еще здесь.

Он остановился в удивлении. Что-то он разговорился.

— Вы говорите, как по-писаному, — сказала она с благоговейным удивлением.

Он рассмеялся.

— Раньше я никогда не говорил ничего подобного.

— А что вы делали, когда ваша мать… когда она умерла?

— Пробивал лед, — кратко сказал он. — Ешьте мороженое.

Она послушно взяла ложку.

— Что-то все же изменилось, — сказала она через некоторое время. — Мистер Спенсер умер. Вы его помните?

— Конечно. Каждую среду тетя Синди ходила со мной за покупками к Кроссену и отпускала меня сюда попить имбирного пива — настоящего, рочестерского. Она всякий раз давала мне пятицентовик, завернутый в платок.

— А при мне оно стоило уже десять. А помните, что он всегда говорил?

Бен согнулся, скрючил руку в артритическую клешню и скривил угол рта.

— Пузырь, — прошептал он зловеще. — Ты загубил себе пузырь этим пивом, приятель.

Ее смех взлетел к медленно вращающемуся над их головами вентилятору. Мисс Кугэн посмотрела на них с неудовольствием.

— Как похоже! Только меня он называл «красотка».

Они с восторгом глядели друг на друга.

— Не хотите ли сходить вечером в кино? — спросил он.

— С удовольствием.

— А где ближайший кинотеатр?

Она фыркнула.

— Конечно, в Портленде. Там, где фойе украшено бессмертными полотнами Сьюзен Нортон.

— А какие фильмы вы любите?

— Захватывающие, с погонями.

— Чудесно. Вы помните «Нордику»? Она была прямо в городе.

— Конечно, но ее закрыли в 68-м. Я туда ходила в школе. Когда фильмы были плохими, мы бросали в экран бумажки от поп-корна, а они почти всегда были плохими, — она опять фыркнула.

— Они всегда крутили старые сериалы, — сказал он. — «Человек-ракета», «Возвращение Человека-ракеты», «Крэш Каллагэн и бог смерти».

— При мне показывали то же самое.

— А что случилось потом?

— Теперь там офис Ларри Крокетта, — сказала она. — Я думаю, это из-за нового кинотеатра в Камберленде и еще из-за телевидения.

Они немного помолчали, думая о своем. Часы на стене показывали 10.45.

Они хором произнесли: «А помните…», посмотрели друг на друга, и на этот раз на звук их смеха обернулись не только мисс Кугэн, но и мистер Лабри.

Они говорили еще минут пятнадцать, пока Сьюзен не сказала с сожалением, что ей пора, но, конечно же, она к семи тридцати соберется в кино. Расставаясь, они оба думали о невероятных совпадениях в их жизни.

Бен побрел по Джойнтнер-авеню, остановившись на углу Брок-стрит, чтобы взглянуть еще раз на дом Марстенов. Он снова вспомнил пожар 51-го и подумал: «Может, было бы лучше, если бы он сгорел».

Нолли Гарденер вышел из муниципального здания и стал рядом с Перкинсом Гиллспаем как раз в тот момент, когда Бен и Сьюзен зашли к Спенсеру. Перкинс курил «Пелл-Мелл» и чистил свои желтые ногти складным ножом.

— Это тот писатель, да? — спросил Нолли.

— Ну.

— Ас ним кто, Сьюзи Нортон?

— Ну.

— Хм, интересно, — сказал Нолли, поправляя ремень. На груди его горделиво блестела полицейская звезда. Он специально заказывал ее по почте, поскольку город не мог обеспечить свою полицию знаками отличия. У Перкинса тоже была звезда, но он держал ее в сумке, чего Нолли никогда не понимал. Конечно, все в Лоте знали констебля в лицо, но была и такая вещь, как традиции. Была такая вещь, как ответственность. Об этих вещах представитель власти обязан думать. Нолли, например, о них думал, хоть и был только младшим полицейским на полставки.