Стивен Кинг: Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

Он отвернулся от дома, чувствуя, что во рту у него пересохло. Нет еще. Потом, может быть, но не сейчас. Пока ему достаточно просто знать, что все здесь осталось, как было. Ожидало его. Он мог отыскать тех, кто распоряжался сейчас этим домом, и может даже арендовать его. Из кухни вышел бы неплохой кабинет, а спать он мог в прихожей. Но вряд ли он заставит себя подняться наверх.

Но об этом было еще рано думать.

Он сел в машину, завел ее и направился в Джерусалемс-Лот.

Он сидел на скамейке в парке, когда заметил девушку, глядящую на него. Хорошенькую, в шелковой косынке на светлых волосах. Она держала в руках книгу, а рядом еще лежал альбом для рисунков с торчащим из него карандашом. Это был вторник, 16 сентября, первый учебный день, и из парка, как по волшебству, исчезли все школьники. Остались мамаши с детьми, несколько стариков, сидящих у памятника героям войны, и эта вот девушка, глядящая в его сторону из тени старого корявого вяза.

Она смотрела прямо на него, и на лице ее читалось изумление. Она бросила взгляд на свою книжку, опять посмотрела на него и хотела уже встать, подумав, села, опять привстала и снова села.

Он сам встал и пошел к ней, держа в руке свою книжку — вестерн в мягкой обложке.

— Добрый день, — сказал он. — Мы что, знакомы?

— Нет, — ответила она. — Но… вы Бенджамин Мейрс, так ведь?

— Ну, — он удивленно поднял брови.

Она нервно рассмеялась, бросив на него короткий испытующий взгляд, словно пытаясь угадать его намерения. Было ясно, что она не их тех девушек, которые позволяют себе говорить с незнакомыми людьми в парке.

— Я подумала сперва, что вы мне привиделись, — книга лежала у нее на коленях, и он увидел оттиснутый на ней штамп: «Публичная библиотека Джерусалемс-Лот».

Это оказался «Воздушный танец», второй его роман. Она показала ему его фотографию четырехлетней давности на задней стороне обложки. Там его лицо выглядело мальчишеским и до испуга серьезным, глаза блестели, как черные алмазы.

— Что ж, это хороший повод для знакомства, — заметил он, и эта фраза, хоть и совершенно обычная, странно повисла в воздухе, как некое пророчество. Рядом с ними в песочнице возились малыши, и голос матери умолял Родди не качать сестру так сильно. Но сестра взлетала выше и выше, прямо в небо, цепляясь за качели в своем развевающемся платьице. Эту картину он вспоминал многие годы спустя, как тоненький ломтик, отрезанный от пирога времени. Если бы за этим ничего не последовало, все так и потонуло бы в сумраке памяти.

Потом она засмеялась и подала ему книгу:

— Можно попросить автограф?

— Книга же библиотечная.

— А я куплю ее у них или обменяю.

Он вынул из кармана ручку, открыл книгу на чистой первой странице и спросил:

— Как вас зовут?

— Сьюзен Нортон.

Он быстро, механически вывел: «Сьюзен Нортон, самой милой девушке в парке. С наилучшими пожеланиями. Бен Мейрс». Под росписью он поставил дату.

— Теперь вам придется ее украсть, — сказал он. — Она ведь уже распродана.

— Я закажу в Нью-Йорке, — возразила она, поглядев ему в глаза чуточку пристальнее. — Это ужасно хорошая книга.

— Благодарю. Когда я ее закончил и посмотрел на то, что вышло, я боялся, что ее вообще не напечатают.

Она улыбнулась, и он тоже, что сделало разговор менее принужденным. Позже он удивлялся, что все это произошло так легко и быстро. Эта мысль не была безоблачной, поскольку происшедшее казалось ему знаком судьбы, вовсе не слепой, вооруженной мощным биноклем и уже готовой схватить беспомощных смертных и смолоть их меж жерновов мироздания в какую-то только ей известную муку.

— Я и «Дочь Конвея» читала. Мне тоже понравилось. Как, наверное, и всем.

— Да нет, очень немногим, — признался он честно. Миранде тоже нравилась «Дочь Конвея», но большинство из его приятелей поругивали эту вещь, а критики просто смешали ее с грязью. Ну, на то они и критики.

— Тогда только мне.

— А новый вы читали?

— «Билли сказал уезжай»? Нет еще. Миссис Кугэн из аптеки говорила, что он очень неприличный.

— Черт, да он почти пуританский! — возмутился Бен. — Язык грубоват, но когда ты пишешь о необразованных парнях из деревни, нельзя же… слушайте, хотите мороженого или еще чего? Мне хочется вас угостить.

Она в третий раз посмотрела ему в глаза, потом с благодарностью улыбнулась.

— Спасибо, с удовольствием. У Спенсера чудесное мороженое.

Так все и началось.