Стивен Кинг - Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

Бен поглядел наверх, в открытую дверь кухни. Свет заметно потускнел.

— Он слишком тяжелый, — сказал Марк.

— Ничего, — сказал Бен. — Оттащим волоком. Поднатужимся. Марк налег на дерево плечом. Глаза его блестели на бледном лице.

— Порядок.

Они навалились на гардероб, и он отодвинулся, звякнув остатками свадебного сервиза Евы Миллер.

— Я так и знал! — закричал Марк с торжеством.

Там была маленькая дверца, высотой по грудь, заслоненная гардеробом. На ней блестел новый замок.

Два удара молотком. Бесполезно. «О, Боже», — тихо пробормотал Бен. Какое разочарование! Остановиться в двух шагах от цели из-за пятидолларового замка…

Нет уж. Он будет грызть эту дверь зубами.

Он снова посветил вокруг и увидел невдалеке подвешенные к стене инструменты, среди которых был и топор с заботливо закрытым лезвием.

Он подбежал туда и сдернул топор со стены. Вынув из кармана одну из ампул, он открыл ее. Святая вода пролилась на пол, где немедленно стала светиться. Он открыл другую ампулу и обрызгал святой водой лезвие топора. Оно тоже засветилось призрачным бледным светом.

Теперь, когда он взялся за рукоятку, он почувствовал силу, нет — правду в своих действиях. Некоторое время он стоял, держа топор и глядя на его сверкающее лезвие. Его переполняло чувство уверенности, правильности того, что он делает. Впервые за многие недели он не колебался между верой и неверием, не искал спасительных лазеек ума.

Сила проходила через его руки, как электричество.

Лезвие светилось все ярче.

— Давай! — умолял Марк. — Быстрее! Пожалуйста!

Бен Мейрс размахнулся и ударил впереди себя топором, описавшим у него перед глазами сияющую арку. Лезвие врезалось в дерево с глухим звуком. Полетели щепки.

Он выдернул топор, поднял и опустил опять… и опять… и опять. Он чувствовал, как сокращаются мускулы на его спине и на руках, двигаясь с незнакомой ему раньше уверенностью. От каждого удара щепки разлетались вокруг, как шрапнель. На пятом ударе лезвие ушло в пустоту, и он начал расширять брешь с лихорадочной скоростью.

Марк смотрел на него с изумлением. Холодный голубой огонь перекинулся с лезвия топора на его рукоятку и на руки Бена, и он работал будто в огненном столбе. Голова его склонилась, мускулы шеи напряглись, один глаз был открыт и светился, другой почти закрылся. Он действовал, как человек, имеющий силу, и Марк не знал (или, может быть, только догадывался), что сила эта была не совсем христианской; добро ее было более природным, не таким книжным. Это походило на выходящую из скал руду. Это была сила; это была власть; это было нечто, двигающее механизм всей вселенной.

И дверь в нижний подвал Евы Миллер не могла устоять перед этой силой. Топор двигался с почти невероятной скоростью; он превратился в мост, в радугу между плечами Бена и крошащимся деревом двери.

Он нанес последний удар и выдернул топор. Он поднес руки к глазам. Они светились.

Он показал их мальчику, и тот вздрогнул.

— Я люблю тебя, — сказал Бен.

Они обнялись.

Нижний овал был маленьким и почти пустым. Там стояли несколько пыльных бутылей, какие-то ящики ведро со старой проросшей картошкой. И еще там лежали тела. Гроб Барлоу стоял в дальнем углу, прислоненный к стене, как египетский саркофаг в музее, и его крышка тускло мерцала на свету.

Напротив гроба, окружая его, лежали люди, с которыми Бен жил и делил стол: Ева Миллер; Хорек Крейг; Мэйг Малликэн со второго этажа; Джон Сноу, страдающий артритом и поэтому редко выходящий к завтраку; Винни Апшоу; Гровер Веррил.

Они перешагнули через распростертые тела и подошли к гробу. Бен поглядел на часы; было уже 6.40.

— Надо вытащить его туда, — сказал он. — Туда, где Джимми.

— Он, наверно, весит целую тонну, — сказал Марк.

— Мы должны, — сказал он, почти приказал, и ухватился за край гроба. Дерево было неприятно на ощупь и за многие годы стало тяжелым, как камень. Казалось, в нем не было никаких пор, никаких неровностей, за которые можно ухватиться. Но ему было легко.

Он потянул его немного вперед, чувствуя, как тяжесть подается под невидимым противовесом. Внутри что-то сдвинулось. Бен принял вес на одну руку.

— Давай, — сказал он. — Твой конец.

Марк взялся за гроб и легко поднял его. На лице мальчика отразилось изумление.

— Кажется, я могу сделать это одним пальцем.

— Ты и вправду можешь. Теперь мы можем многое. Но нужно поторопиться.

Они протащили гроб через дверцу. Он не проходил, и пришлось наклонять его в разные стороны.