Чайна Мьевилль - Переписчик

Звуки натянутого троса – дребезжание и скрип – изменились. Он завибрировал сильнее. Чужак поднимался.

Я представил, как он взбирается вверх.

– Быстрее, – шептал я в темноту тоненьким голоском. – Кажется, мой отец близко. Я слышу всякое. Вам лучше поторопиться.

Света не было. Чужак болтался на веревке в темноте. Поднимался в темноте.

«Он поднимается, – думал я, а потом подумал: – А если не поднимается? Если это не он поднимается?»

Как долго они выжидали? Готовились одолеть того, кто дарует им путь к свободе, неблагодарные беглецы. Из моего горла вырывались короткие хрипы, а из расщелины струилась темнота. Трубка в моей руке задрожала.

Я знал, кто вылезет первым, впереди всей толпы. Знал, чьи изломанные пальцы и ногти зацепятся за острый край ямы, кто восстанет из-под холма и явит мне свое холодное, перепачканное могилой и полное разочарования лицо.

НО ТО БЫЛ ЧУЖЕЗЕМЕЦ – ЗАВИС ПОДО МНОЙ, словно рыба под лодкой. Я разглядел его, когда он уже почти выбрался: различил по запрокинутому лицу, бледнеющему на фоне тьмы.

Он собрал веревку, набросил на камень и нашел зацепки для рук. Просто не верилось, что он вернулся.

Наконец чужак подтянулся и рухнул на краю расщелины, пытаясь отдышаться и быстро моргая. Я не чувствовал, чтобы от него чем-то разило.

Через какое-то время он достал из кармана тряпочку и тщательно вытер руки и лицо. Затем снял очки, протер и их и уставился на меня. Одежду его покрывала подземная пыль.

Чужак сел и, передернув плечами, выбрался из обвязки. Я говорить не мог, а он не хотел. Лицо его было напряжено, на челюсти ходили желваки.

– Я слышал тебя, – наконец произнес чужеземец. – Когда поднимался. Полагаю, твой отец скоро вернется домой.

Он убрал вещи в сумку.

– Думаю, тебе лучше пока туда не соваться. – Он все еще на меня не смотрел. – Ты же знаешь, я должен выполнить работу. Я хочу поговорить с твоим отцом. Предпочтительно наедине.

– Вы не сможете войти в дом, – прошептал я. – Нельзя.

– Я помню, подожду снаружи. Обещаю остаться на крыльце. – Чужеземец разглядывал зев пещеры. – Я дождусь его и попрошу разрешения войти. И если он откажет, поговорю с ним на улице. Но я хочу, чтобы ты пока остался здесь. Хорошо?

Его взгляд скользнул по яме и к темной пустоте за ней и, наконец, вернулся ко мне, к моим маленьким конечностям.

– Что ж. Тебе есть где пересидеть? Тихонько? Подальше от глаз? На всякий случай, чтобы твой отец не… – Чужак прижал палец к губам. – Нужно, чтобы ты не издавал ни звука. Но слушай внимательно, я могу позвать тебя, как только задам вопросы твоему отцу.

– Я найду, где спрятаться.

Может, на скрюченном дереве? На какой-нибудь ветке.

– Где тебя никто не увидит, – напомнил чужак. – Подальше от дома.

Его настойчивость пугала. Мне негде было затаиться в сумерках, чтобы отец не заметил наблюдения.

– Не знаю, – пробормотал я, но чужак встревожился, и я добавил: – Я найду место.

– Отлично, – кивнул он, затем подхватил сумку и скрылся в сиянии дня.

Щурясь, я двинулся следом, но из пещеры не вышел, просто проследил, как он спускается по тропе.

Это очень походило на последние мгновения. И я безумно устал и не хотел выходить на свет.

Будь я дома, то спрятался бы в гостиной и закрыл дверь. Или забился бы в шкаф, обмотавшись старыми простынями. Но домой я пойти не мог.

Яма наблюдала за мной поверх мусора и внутренностей холма. И, несмотря на ее содержимое, я шагнул к ней ближе.

Она не была мне ни другом, ни врагом. Лишь расщелиной, полной камней и древнего хлама. Ну и кое-чего специфического. Я не стремился к тому, что внизу, но и не чувствовал необходимости от него бежать, не теперь, и пусть я боялся, но не больше чем всего остального. В тот миг, перед разговором чужака с моим отцом, я боялся ямы меньше, чем выйти на свет.

Я вновь углубился в темноту. И зашептал ей – вдруг мама услышит.

Если придет отец, то увидит меня, потянется ко мне… Я бросил камень через раскол на выступ за ним.

Я мог бы перепрыгнуть на ту сторону, если б хорошенько разбежался, но пол был неровным. Вдруг споткнусь и полечу головой в яму? Или перемахну, но завалюсь назад и все равно рухну во мрак?

В стене пещеры виднелись хорошие выемки для рук. Снаружи солнце опаляло бока холма, и где-то там отец возвращался домой к ожидавшему у двери человеку в пыльном костюме. Я не мог залезть в чулан, и поблизости не было дерева с дуплом.

Я ухватился за стену. Держаться было легче, чем прежде. И я держался, цеплялся за выбоины и выступы и шагал бочком, дрожа, но не останавливаясь и очень стараясь не думать, что подо мной яма. Я не смотрел ни назад, ни вперед. Перекидывал руки с камня на камень и переставлял свои несчастные ноги, будто мелких зверьков, на безопасные участки, чуть надавливая и проверяя, удержат ли они мой вес. Достаточно медленно, чтобы не упасть, и достаточно быстро, чтобы все поскорее закончилось.