– Ты испытываешь боль? – спросил он.
– Постоянно, – получил он мрачный ответ.
– Я так скучал по тебе и по матери! – тихо сказал юноша.
Старик отхаркнул мокроту и сплюнул.
– Считай, что я умер, – только и сказал он. – По-моему, я умер и оказался в аду.
– Я не стану считать тебя мертвым! – страстно возразил Лука. – Я выкуплю тебя и верну на нашу ферму. Ты снова будешь жить так, как раньше. Мы будем счастливы.
– Я не могу думать об этом, – глухо сказал его отец. – Я сойду с ума, если буду об этом думать. Уходи, сын, оставь меня в аду. Я не могу мечтать о свободе.
– Но я…
– Нет! – сурово оборвал он его.
– Отец!
– Не зови меня отцом, – холодно бросил он. – У тебя нет отца. Я для тебя умер, как и ты для меня. Я не могу думать о твоем мире, твоих надеждах и твоих планах. Я могу думать только о каждом дне и каждой ночи, а потом – о следующих. Единственная надежда на то, что я умру этой ночью, и все закончится.
Он повернулся, собираясь уйти в темноту своей тюрьмы – и Лука увидел рубцы от бича у него на спине.
– Отец! Не уходи! Конечно, я буду называть тебя отцом, конечно, я тебя выкуплю! Ты можешь надеяться! Я никогда тебя не брошу. Я никогда не прекращу тебя искать. Я ведь твой сын!
– Ты – подменыш! – бросил Луке Гвиллиам Веро. – Ты мне не сын. Ты сказал, что выкупишь меня – но не выкупил. Ты говоришь, что вернешься, но мне невыносимо надеяться. Ты это понял, чужак? Мне невыносимо надеяться. Я не хочу думать о моей ферме, о моем сыне, о моей жене. Я сойду с ума, если буду думать о таком – и жить вот так, в аду. У меня нет сына. Ты – чужак. Ты – подменыш. У тебя нет причин меня выкупать. Уходи и забудь обо мне. Я для тебя умерший чужак, а ты для меня – мальчишка-подменыш.
Луку трясло от переполняющих его чувств.
– Отец! – прошептал он. – Не говори со мной так… Ты же знаешь, что я…
Гвиллиам Веро отошел от решетки, так что Лука видел теперь только темноту.
– Хватит! – резко сказал охранник.
Он махнул рукой, приказывая Луке слезть с бочки и уходить. Когда Лука помедлил, он взялся правой рукой за рукоять своего ятагана, а левой потянулся к висящему на поясе мушкету.
Ишрак сошла с гондолы и, держа кольцо высоко над головой, медленно пошла по пристани.
– Идем, Лука, – мягко сказала она.
Он с трудом слез с бочки и ухватился за ее край, чтобы не упасть: у него подогнулись колени.
– Идем, – поманила его Ишрак и тут только заметила, что его лицо искажено от потрясения. – Лука! – настоятельно позвала она. – Соберись и возвращайся в гондолу. Нам надо плыть.
– Он от меня отказался! – выдавил он.
Опираясь на бочку, он выпрямился, но было видно, что идти он не в состоянии.
– Будь мужчиной! – резко одернула она его. – Из-за тебя в опасности окажемся и мы с Фрейзе! Нам пора. Приди в себя! Двигайся.
Охранник шагнул к ним, доставая из ножен свой страшный клинок. Он сверкнул в свете луны. Ишрак прекрасно понимала, что воин способен одним ударом снести Луке голову – и сделает это не задумываясь.
– Вставай, дурак! – сказала она, и ее гневный тон прорвался сквозь пелену его горя. – Вставай и будь мужчиной.
Лука опомнился и неловко заковылял к ней. Как только он подошел поближе, она схватила его за руку и, забросив ее себе на плечи, приняла на себя часть его веса.
– А теперь иди! – прошипела она. – А не то я сама тебя прирежу!
– Мы вам благодарны! – сказала она, обращаясь к охраннику совершенно спокойно и ласково.
Вращаясь в воздухе, золотое кольцо полетело к нему. Она обхватила Луку за пояс и медленно повела его, словно смертельно раненного, к гондоле. Там он тяжело шагнул на борт и затем молча сидел, пока Джузеппе отчаливал, разворачивал гондолу и вел ее обратно к их палаццо.
* * *
Изольда их ждала, но Лука прошел мимо нее, не сказав ни слова, прямо к себе в спальню – и закрыл за собой дверь. Она вопросительно посмотрела на Ишрак.
– Я не все знаю, – негромко сказала она, беспокойно хмурясь. – Нам не слышно было, что говорил его отец, но Лука вдруг побледнел, словно ему стало дурно, и ноги у него подкосились. Мы еле вернули его в гондолу, и он ничего не сказал никому из нас.
– Отец винил Луку в том, что выкуп не удался?
Ишрак покачала головой.
– Лука ничего не сказал. Я не знаю. Наверное, отец сказал что-то ужасное: это его просто убило.
– И ты его не утешила? – спросила Изольда. – Ты с ним не могла поговорить?
Ишрак кривовато ей улыбнулась.
– Я с ним не нежничала, – ответила она. – Я была с ним сурова.
Читать дальше