Константин Нормаер - Душеприказчик

Не в силах выдержать ледяной взгляд, я отвернулся и вновь встретился с безжизненными глазами старца: серые и глубокие, словно омут, они поглотили меня, заставив вздрогнуть от ужаса. Мне показалось, будто внутри меня что-то протиснулось и горячей сталью невидимого меча обожгло сердце. И все мысли открылись проклятому и его странному животному.

– Когда это было? – последовал вопрос и его голос вновь был спокойным.

– Вчера, или… может сегодня. – Я на миг даже растерялся, не зная, что ответить. – Мне трудно сказать…

Старик ожил и на идеальной зеркальной поверхности появилась нескрываемая печаль. Его молодой собрат стал медленно удаляться, исчезая в полумраке комнаты: лицо закрыли дрожащие от волнения руки, а клочок бумаги упав на каменный пол укатился под резную скамью, на которой сидел Ша.

Мой взгляд в очередной раз коснулся таинственного предмета. На этот раз из-под толстого слоя пыли взирало лицо юноши, мое собственное лицо; слегка исхудавшее, чумазое, с запекшимися от крови губами, но все еще мое.

Многие кто видел боль и страдания душеприказчиков перед смертью, утверждают, что и в последующей жизни их ожидают подобные, а возможно, и более ужасные муки. Малокровие или нервное истощение – это самое безобидное чем может быть омрачена хрупкая жизнь проклятых; неисполненная воля умершего – вот та ужасная напасть, которая может преследовать их веками. И не будет им нигде покоя – изнывая от тоски и одиночества, они закончат свой недолгий век, и до последнего вздоха будут пытаться исполнить возложенные на них обязательства.

Но эта ли высшая форма страдания?

Оказывается, что нет.

Отдаленные дороги, заброшенные деревни и опустевшие после великого мора города стали надежными пристанищами безликих призраков, тех, кто в своей недолгой жизни так и не смог выполнить последнюю волю умершего…

…Я уныло брел следом за проклятым, безразлично взирая на каменные остовы памятников и забытых всеми надгробий; Ша едва поспевал за мной.

Затянутое серой пеленой небо видимо уже очень давно не видело ласкающих лучей летнего солнца. Сейчас, я без всякого страха вглядывался в надписи на почерневших от времени крестах, и равнодушно переступая через могилы, пытался представить, сколько же поколений покоятся на этих бескрайних просторах.

Проклятый, не обращая на меня внимания, выглядел мрачнее тучи.

– Постой, а ну постой! – не выдержав, я внезапно остановился, не желая продолжать это бессмысленное путешествие.

– Это твое дело! Можешь оставаться здесь сколько хочешь!

– Очешь! – прошептал Ша, на плече хозяина.

Проклятый, не собираясь меня слушать, не сбавляя шаг, скрылся за одним из склепов.

– Ты куда?! – внезапно спохватился я.

Ужасно не хотелось оставаться одному из-за собственной заносчивости.

– Постой! – я, что есть сил, схватил Душеприказчика за плечо и развернул к себе. И в один миг осекся, испугавшись собственной напористости.

Меня с ног до головы окотил холодный взгляд абсолютно черных глаз, но вместо гнева – Проклятый внезапно произнес:

– Хорошо, может ты и прав. Пойдем вместе. Только есть определенные правила: первое, не задавать вопросов, второе – идти быстро.

Я, облегченно вздохнув, кивнул.

* * *

Мы поднялись на высокий холм, где не было ни могильников, ни леденящих душу надгробий. Здесь, я впервые за долгие дни ощутил себя живым человеком, словно и не было этих бесконечным скитаний погружающих меня в мир ужасного хаоса.

– Это пристань слепого Езефа. И он очень не любит чужаков, тем более, таких как ты. Поэтому постарайся поменьше болтать. А если уж очень захочешь что-то спросить, то лучше оставь этот вопрос при себе.

Душеприказчик произнес эту достаточно длинную по его меркам тираду, даже не удосужившись взглянуть в мою сторону. Я ничего не ответил. Впрочем, как и всегда.

Мы спустились к небольшому берегу, где напротив старой покосившейся лачуги, окруженной растянутыми рыбацкими сетями, покачивалась на волнах длинная скрипучая лодка. Возле нее виднелся небольшой деревянный мостик, на котором, уставившись на затянутое облаками сумеречное небо, стоял высокий сутулый старик. Его обветшалая мешковатая одежда развивалась на ветру, словно парус стремительного и неподвластного морским стихиям корабля.

Проклятый осторожно вступил на самодельную пристань и замер как вкопанный.

– Чего тебе надо, глупец? – не поворачиваясь, прохрипел старец.