Фоз Медоуз - Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира (сборник)

Все эти размышления, пронизанные ноткой нежной грусти, в мгновение ока изгоняются прочь будущим доктором: тупорылый ухажер Сьюзен ворочается в кресле, выпрямляется и тянется к своему бокалу.

С усталым раздражением ты понимаешь, что в отсутствие мужа этот молокосос возомнил себя де-факто хозяином дома и в своей тупой самонадеянности (одна из его главных отличительных черт) полагает, что в данный момент ему следует сказать тост. Ты мысленно вздыхаешь.

– Я полагаю, – говорит Джон с плохо скрытым удовольствием, – что, ввиду прискорбного отсутствия дорогого мистера Шекспира, в данный момент мне следует предложить тост.

Ты улыбаешься без малейшего энтузиазма. Близнецы, встрепенувшись, моргают, садятся прямо и пытаются сделать вид, будто с самого ужина сна у них – ни в одном глазу.

Сьюзен сжимает плечо любимого, подбадривая его – что, как ты подозреваешь, ей не раз и не два придется делать в течение многих лет брачного союза, что ждет ее впереди.

Джон поднимает бокал.

– За отсутствующего мистера Шекспира, – провозглашает он. – За его скорейшее возвращение, а также за все хорошее, что, без сомнения, принесет нам наступающий год.

Ты вежливо соглашаешься. За этим следует звон бокалов и множество оптимистичных добрых пожеланий. Сьюзен, похоже, вполне счастлива, а близнецы хоть ненадолго отвлеклись от тоски по отцу, однако ты не в силах скрыть тревогу, поднимающуюся в груди, словно разлившаяся желчь, словно нечто темное и злое, стремящееся вырваться на волю.

Поэтому, предоставив событиям идти своим чередом, ты превращаешься в простого зрителя, и каждая мысль твоя исполнена страха перед грядущей бедой.

Ты думаешь об Уильяме, о странном голосе в чаще леса, о людях, что увели твоего мужа, о том наполовину иллюзорном пророке, чье появление и исчезновение послужило предвестием этих событий… И, глядя, как дочь целует своего недостойного ухажера, а близнецы обнимаются, ища уюта друг в друге, ты слышишь голос – голос мужа – так ясно, словно он сидит рядом, а вовсе не ушел, не пропал где-то в далеких краях:

– Переплет миров, – вот что ты слышишь, немедленно, не нуждаясь ни в каких доказательствах, понимая, что это – послание, возможно, самое важное за всю твою жизнь.

– Переплет миров, дорогая моя.

Да, это он! Несомненно, он!

– Переплет миров горит. Кинжал разъединил мир. И пустота уже близко.

1 января 1602 г.

Следующий из этой долгой череды нежеланных гостей прибывает без фанфар и без доклада. Он – совершенно внезапно, без малейшего предупреждения – появляется, возникает перед тобой, точно балаганная иллюзия, призрак, призванный на сцену именем трюкачества и обмана. Этот появляется не в грозу, не в глухую полночь, а прямо посреди тихого, погожего дня.

Детей нет дома, а ты стоишь в саду, среди уснувших на зиму деревьев и трав, ждущих весны, чтоб вновь зазеленеть. Вокруг, насколько ты можешь судить, никого. Ты глубоко вздыхаешь. Все существо твое никак не может привыкнуть, приспособиться к долгому, почти невыносимому отсутствию мужа.

Ты закрываешь глаза, чтоб обрести уют и покой в темноте, наступившей по твоей собственной воле, и начинаешь подыскивать подобающие слова для молитвы о бедном Уильяме, пропадающем где-то вдалеке от дома. Но что-то вдруг заставляет прекратить обращение к богу, даже не начав. Ты открываешь глаза – и вот он, улыбается, стоя перед тобой на жухлой прошлогодней траве.

Он молод, поразительно красив, на голове его полно волос, бородка – шокирующе элегантна. Одет он богато, весьма изысканно, и явно не упускает возможности покрасоваться.

– Хелло, – говорит он. – Приветствую тебя, Энн.

Ты держишь оборону, изо всех сил стараясь не поддаться странному сочетанию тревоги и желания, пробужденному в твоем сердце этим незнакомцем, который, впрочем, отчего-то кажется не столь уж незнакомым.

– Кто вы такой, сэр? – спрашиваешь ты. – Какое дело привело вас к нам?

Он строит обиженную гримасу – кокетливо надувает губы, и сей привычный жест явно не требует от него ни малейших усилий.

– Энн! Умоляю, только не говори, что ты не узнаешь меня. Боюсь, мое сердце не вынесет этого.

– Сэр, я совершенно уверена, – отвечаешь ты (однако твоя уверенность – лишь притворство), – что до сего дня не встречалась с вами ни разу в жизни.

Его улыбка лишь становится еще шире и обаятельнее, и это приводит тебя в бешенство.

– Прошу тебя, – говорит он. От уверенности в его голосе, от его убежденности в своей правоте твое сердце сладко замирает, несмотря на все тяготы последних дней, и от невольного волнения мурашки бегут по коже. – Прошу тебя, любовь моя. Ты знаешь, кто я. Я знаю это.