Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

Роскошные черные кудри моментально опали с головы матери и превратились в пыль. Лысый череп покрылся черно-зелеными пятнами плесени, которые тут же, на глазах, расползлись, местами обнажив желтоватые кости черепной коробки со швами родничков, проконопаченными гноем, который был похож на прогорклое сливочное масло. Щеки трупа отслоились и повисли вниз, как чудовищные бакенбарды. Из них торчали бледные шевелящиеся хвосты сотен червей. Глаза трупа лопнули, словно гнилой крыжовник, и стекли мутной жижицей внутрь черепа. Сквозь пустые глазницы Артем видел свое все еще напряженное естество, по-прежнему находившееся во рту мертвеца.

Челюсть трупа с душераздирающим хлюпаньем подалась вниз, отпустив наконец Казарина из жуткого капкана, за что тот невольно почувствовал огромный прилив благодарности к явившейся ему твари. Гнилец между тем медленно восстал с колен, «обрастая» при этом болоньей, словно второй кожей. Наконец лицо Казарина оказалось перед смотревшей на него в упор бледной ухмыляющейся мордой нежити с бездонной чернотой вместо глазниц. Чернота плакала гноем и сукровицей. Артем почувствовал, что сейчас случится что-то ужасное, по сравнению с чем любые мучения и даже сама смерть – великое благо.

Он двинул рукой и неожиданно (как так, ведь он же только что был без одежды?!) нащупал в кармане куртки увесистую мраморную чушку. Пальцы скользнули по прохладной поверхности, и вдруг Казарин ощутил то, что не смог ранее разглядеть глазами. Чушку рассекал начетверо маленький крестик. Он сразу же будто отозвался на прикосновение Артемовых пальцев еле уловимой теплой щекоткой. Артем уже знал, что делать. Он выудил из кармана тяжелый артефакт, размахнулся и с треском впечатал округлый кусок мрамора точно в центр бледного, покрытого трупными пятнами лба ненавистной твари. Аккурат «между рог», как выражался в таких случаях майор Стрижак.

Нежить издала невыносимый для любого живого существа, рвущий барабанные перепонки визг на грани ультразвука. Глубокий багровый отпечаток креста посередь лба, на том самом месте, где, по мнению оккультистов, находится у человека «третий глаз», засветился как тлеющий в золе уголек, а затем зашипел, зашкварчал, исходя вонючим дымом. Вслед за этим тварина ослепительно вспыхнула, словно палочка бенгальского огня на новогоднем утреннике, стремительно завертелась вокруг своей оси и ввинтилась обратно в стенной пролом, словно рассыпающее искры веретено. Мгновение спустя из щели рвануло сокрушительным потоком огня и серы, впечатав ударной волной лопатки Артема в противоположную стену – прямо в жесткие, покрытые письменами и рисунками изразцы. Картинка на экране телевизора вновь скукожилась, как куриная задница, и погасла.

Артём вспоминает то, о чём давно мечтал забыть, узнаёт, что шансы на спасение его и Насти еще немного уменьшились, и находит применение совершенно бесполезной вещице.

– Артем! Артем! Чё с тобой? Очнись! Ну очнись же ты, Артемка, открой же глаза же наконец-то же!

Звуки прилетали будто из ниоткуда, а сам Артем, казалось, тоже бултыхнулся в никуда без акваланга и малейшей надежды на спасение. Колоссальным усилием воли он вынырнул из липких, тяжелых вод кошмара на зыбкую поверхность реальности и отчаянно забарахтался на ней, топорща тонкую бензиновую пленку, отделявшую быль от небыли. Тоскливую жуть настоящего от еще более невыносимой жути оживших кошмаров.

– Ну, слава Богу, залупал глазищами, бедный ты мой! Вставай! Вот та-а-ак, легонечко, молодец!

Казарин, против воли, расплылся в дурацкой улыбке: настолько рад он был видеть Настю. Только вдруг царапнула в глубине души тупым коготком тоскливая мысль: а что, если это снова глюк? Но Артем старательно отогнал от себя эту говномысль, упихал ее на самое донышко потайного кармана своей поношенной, словно старое, побитое молью пальто, души. Но на поверхность сразу же всплыла другая мысль – словно утопленница из черного омута:

«Мама…

Ведь я же всегда был позором семьи, правда, мама? Один родитель – это же семья, и это совсем не позорно…

Ты же на меня всю жизнь положила, мама, от всего отказалась. Правда, у тебя ничего не было, от чего отказываться, но это не важно…

Ведь мой отец был очень плохим человеком, а я – весь в него, его гены. Только его, мама, ты совсем ни при чем…

Ведь ты же зря не отдала меня в Дом малютки, когда отца посадили, мама. Только почему-то ты всегда сразу замолкала, когда я сам просил сдать меня в детдом…