Опять наступила тишина. Саша глянула на Кольку, и Колька заговорил:
— Жезл железный, жезл желанный,
Укажи нам путь туманный,
Путь туманный, будь ты ясен,
Жезл, живой ты стань, как ясень.
После чего Саша подхватила:
Роза робкая в росе,
Все прожилки жизнью дышат,
Твоя четверть в колесе
Пусть и нас теперь услышит.
И опять — Колька:
Желудь желтый, желудь малый,
Но могучие дубы
С желудей берут начало.
Это — Колесо Судьбы.
Саша вся напряглась, подобралась и произнесла последнее четверостишие:
Чаша, путем Парсифаля
Нас заповедным веди,
Тайная Чаша Грааля,
Что у нас всех впереди?
И они застыли, боясь пошевелиться, вслушиваясь и в окружающий мир, и в то, что происходит у них внутри — они ждали отклика, какого-нибудь отклика.
Я и сам стал вслушиваться, в этой звенящей, чистой такой тишине.
И что-то я различал…
Я различал очень ясно, как вздрагивает, с мимолетным шумом, жаркая листва, как откуда-то издалека донесся звонкий упругий удар по футбольному мячу и восторженный крик, звякнувший о стены домов, как звоночек трамвая, оставивший свой след в воздухе.
Для меня, чудо свершилось. Хотя мне было бы очень трудно объяснить им, в чем тут чудо. Их затея очень ясно напомнила мне затею, в которой я сам когда-то участвовал… Давно, очень давно, больше тридцати лет назад. Мы вот так же стояли, вслушиваясь, только у нас не Великое Колесо было, а карта звездного неба, и мы, окружив ее красивыми с виду математическими формулами, порождениями нашей фантазии, нахватанными с потолка — но мы свято верили, что они появились не просто так, что нас к ним привело вдохновение — ждали контакта с инопланетянами… или с кем-то еще. И где-то вдали были звоночки трамвая, и шелест тополей, а потом все стихло… И резкий автомобильный гудок, непохожий ни на один, который мы слышали ранее, донесся до нас, и мы поспешили к открытому окну.
И мы увидели, онемев от изумления, что за то время, которое мы «вступали в контакт», наша улица, ведущая к Яузе, преобразилась. Исчезли все приметы жизни нынешней, и телефонная будка у угла того дома, в котором был рыбный магазин, превратилась в высокую афишную тумбу, и на тумбе пестрели афиши с названиями фильмов и спектаклей, часть которых мы вообще не знали. А та часть названий, что была нам знакома — это были названия фильмов несусветной давности. Фильмов, премьера которых состоялась тридцать, если не сорок, лет назад. Вроде, «Потомок Чингис-Хана» там был, и «Огни большого города» Чарли Чаплина… И вот по этой изменившейся улице проехал и притормозил, гуднув, черный «паккард» образца тридцатых годов, с угловатой кабинкой, с вытянутым капотом, с литой крылатой фигуркой на этом капоте, и из «паккарда» вылез человек в пиджаке старомодного покроя и стал озираться…
У нас дыхание перехватило. Неужели наш контакт повлиял на все таким образом, что нас перенесло далеко в прошлое?
И тут раздался голос, усиленный динамиком:
— Стоп! Еще один дубль!
Да, на нашей улице часто снимали фильмы о событиях и временах, ставших пусть близкой, но историей, потому что облик нашей улицы десятилетиями практически не менялся.
И потом полдня киношники повторяли одну и ту же сцену, снимая дубль за дублем. Но мы, уже зная, что это кино, все равно не могли избавиться от ощущения, что перед нами вновь и вновь оживает один и тот же кусочек настоящего времени. Мы стояли — и смотрели, смотрели…
К вечеру киношники уехали, и афишную тумбу убрали. Она оказалась пустотелой, половинчатой, сделанной из фанеры, всего лишь замаскировавшей телефонную будку.
Я прикрыл глаза. Под веками заплясали расплывчатые солнечные пятна.
Да, вот это настоящее чудо, которое сейчас со мной произошло. Чудо сохраненного времени, ощущения сохраненного времени. Все мое было со мной и во мне.
И мне хотелось поделиться этим чудом с ребятами, так жадно ждущими, подарить им по кусочку сохраненного времени.
Не открывая глаз, я медленно произнес:
Все сбывается верней
На подъеме лета
Среди солнечных теней
И большого света.
Я медленно открыл глаза. Ребята глядели на меня, потрясенные по-настоящему.
— Что это?.. — слабым голосом спросила Саша.
— Не знаю, — ответил я. — Само пришло в голову и само вырвалось, даже не пойму, как это получилось.
Их глаза сияли.
— Вот именно, получилось! — сказал Колька. — У нас все получилось!
Читать дальше