Дин Кунц - Странный Томас [litres]

Ее родимое пятно той же формы, но коричневое и на полукружье правой груди. Если я беру ее грудь в ладонь, наши родимые пятна совпадают.

Мы стояли, улыбаясь друг другу. Я сказал ей, да, я всегда знал, что твое родимое пятно – татуировка, но меня это не тревожит. Сам факт, что она хотела лишнего доказательства неразлучности наших судеб, только усиливает мою любовь к ней.

На кровати, под карточкой, которую мы получили от мумии цыганки, мы вновь лежали, обнявшись, только теперь моя рука охватывала ее грудь.

Время в квартире Сторми остановилось.

В этих комнатах мне покойно. Я забываю о своих тревогах. Проблемы оладьев и полтергейстов меня больше не волнуют.

Здесь мне не могут причинить вреда.

Здесь я знаю свою судьбу и доволен ею.

Здесь живет Сторми, а где живет она, я цвету.

Мы заснули.

На следующее утро, когда мы завтракали, кто-то постучал в дверь. Когда мы не откликнулись, Терри Стэмбау позвала из коридора: «Это я, Одди. Открой дверь. Тебе пора открывать дверь».

Я не мог сказать «нет» Терри, моей наставнице, моей путеводной звезде. Когда открыл, оказалось, что она не одна. Рядом с ней стояли чиф и Карла Портер. И Маленький Оззи. Все, кто знал мою тайну, что я вижу мертвых, пришли ко мне.

– Мы тебе звонили, – сказала Терри.

– Я полагал, это репортеры, – ответил я. – Они не оставляли меня и Сторми в покое.

Они вошли в квартиру, и Одди закрыл за ними дверь.

– Мы завтракаем. – Я указал на стол. – Составите нам компанию?

Чиф положил мне руку на плечо. Тяжело вздохнул, глаза заполняла грусть.

– С этим надо заканчивать, сынок.

Карла принесла какой-то подарок. Из бронзы. Урну.

– Дорогой, коронер разрешил забрать ее тело. Это ее прах.

На какое-то время я сошел с ума. Безумие в моем роду не редкость. Мои предки периодически порывали с реальностью.

Какая-то часть меня знала, с того самого момента, как Сторми пришла ко мне в палату интенсивной терапии, что она стала одной из бродячих мертвых. Правда причиняла слишком сильную боль, чтобы я мог ее принять. В тот день ее смерть могла стать смертельной для меня раной.

Мертвые не говорят. Почему – не знаю. Вот я и говорил за Сторми в беседах, которые мы вели всю прошлую неделю. Я говорил за нее то, что она, я это знал, хотела сказать. Я мог читать ее мысли. Мы гораздо ближе, чем самые лучшие друзья, чем просто влюбленные. Сторми Ллевеллин и я – судьба друг друга.

Несмотря на перевязанные раны, чиф крепко прижал меня к груди и дал выплакаться в его отеческих руках.

Потом Маленький Оззи отвел меня к дивану, сел рядом со мной. Диван заскрипел под его тяжестью, но не развалился. Чиф пододвинул к нам стул. Карла села на диванный валик. С моей стороны. Терри устроилась на полу передо мной, положила руку мне на колено.

Моя прекрасная Сторми стояла в стороне, наблюдала. Никогда я не видел человека, на лице которого читалась такая любовь, какую дарила она мне в этот ужасный миг.

Маленький Оззи взял меня за руку.

– Ты знаешь, что должен отпустить ее, дорогой мальчик.

Я только кивнул, говорить не мог.

Значительно позже того дня, о котором я сейчас пишу, Оззи сказал мне, что я должен выдерживать легкий тон, как выдерживал его главный герой романа Агаты Кристи «Убийство Роджера Экройда», в котором повествование ведется от первого лица. Я старался, играл с некоторыми глаголами. Часто писал о Сторми и нашем совместном будущем в настоящем времени, словно в этой жизни мы по-прежнему вместе. Увы.

– Она здесь, не так ли? – спросил Оззи.

– Да.

– Она не отходила от тебя ни на мгновение?

Я кивнул.

– Ты же не хочешь, чтобы твоя любовь к ней и ее – к тебе задержали ее здесь, тогда как ей нужно двигаться дальше.

– Не хочу.

– Это несправедливо по отношению к ней, Одди. Несправедливо по отношению к вам обоим.

– Она заслуживает… – я запнулся, – …приключений в следующей жизни.

– Время пришло, Одди, – сказала Терри, сохранившая в душе все воспоминания о своем муже, Келси.

Дрожа от страха перед жизнью без Сторми, я поднялся с дивана и нерешительно направился к ней. Она была все в той же униформе «Берк-и-Бейли», только без кепочки, и никогда она не выглядела более прекрасной.

Мои друзья не знали, где она стояла, пока я не остановился перед ней, не коснулся рукой ее очаровательного личика, такого теплого на ощупь.

Мертвые не могут говорить, но Сторми молчаливо произнесла три слова, позволив мне прочитать их по движению губ. « Я тебя люблю ».