Хью Уолпол - Призрак потерянного озера. Поместье Вэйдов. Госпожа Лант

— Мне ничего не нужно, благодарю вас, — сказал я. — Какой замечательный вид, — я на минуту устремил взгляд к окну, а когда обернулся, ее уже не было в комнате. Я, естественно, не придал этому никакого значения, придвинул к огню старый, покрытый поблекшим зеленым гобеленом стул, решив почитать захваченную с собой книгу, прежде чем присоединиться к хозяину. Честно говоря, я не слишком торопился продолжить общение с ним. Мне он не понравился. Я уже решил про себя найти какой–нибудь удобный предлог и вернуться в Лондон как можно скорее. Я не могу сказать определенно, почему он мне не понравился, исключая тот факт, что сам я, будучи человеком очень сдержанным, подобно многим другим англичанам, не любил открытого проявления чувств, особенно со стороны мужчин. Мне совсем не понравилась его манера класть руки мне на плечи, и я чувствовал, что не выдержу долго его экзальтированной суеты вокруг моей персоны.

Я сел на стул и взялся за книгу, но не прошло и двух минут, как я почувствовал крайне неприятный запах. На свете существует множество дурных запахов — от неисправной канализации или спертый воздух непроветриваемого помещения; иногда вы можете его почувствовать в маленьких деревенских харчевнях либо в ветхих городских гостиничках. Этот запах был настолько явственен, что я без труда мог определить, откуда он исходит, — он шел от двери. Я встал, подошел к двери, и у меня сразу же возникло ощущение, что я приближаюсь к кому–то, кто — прошу прощения за эвфемизм — не привык слишком часто принимать ванну. Я отпрянул, как если бы в действительности там кто–то был. Затем совершенно неожиданно запах исчез, воздух в комнате посвежел, и, к моему удивлению, я заметил, что одно из окон в комнате распахнулось и в него опять задувает снег. Я закрыл окно и спустился вниз.

Последовавший за этим вечер протекал довольно странно. В сущности, ничего отталкивающего в Ланте не было, и он делал все возможное, чтобы доставить мне удовольствие. Он обладал глубокой эрудицией, хорошо разбирался в книгах и во многих других предметах. Постепенно Лант пришел в хорошее расположение духа; он угостил меня недурным ужином в забавной старой маленькой гостиной, на стенах которой висело несколько прекрасных гравюр. За столом прислуживал старый слуга — ветхий старичок; как ни странно, именно благодаря ему ко мне вернулись прежние неприятные предчувствия. Он как раз подавал десерт и ставил передо мной тарелку, как вдруг вздрогнул и посмотрел на дверь. Я обратил на это внимание потому лишь, что его рука, державшая тарелку, дрогнула. Я проследил за его взглядом, но не увидел ничего необычного. Было совершенно очевидно, что он чем–то напуган, и тут же (это вполне могло быть результатом воображения) мне показалось, что я снова ощутил тот странный неприятный запах.

Я совершенно забыл об этом, когда мы вместе с Лантом расположились возле растопленного камина в библиотеке. У Ланта была прекрасная коллекция книг, и он был в восторге, как и любой коллекционер, от представившейся возможности продемонстрировать свои сокровища человеку, понимавшему в этом толк. Мы рассматривали книгу за книгой и оживленно обсуждали ранних английских романтиков, которые особенно меня привлекали, — Бейджа, Годвина, Генри Маккензи, госпожу Шелли, Мэта Льюиса и других, — когда он снова вызвал у меня раздражение, обняв меня за плечи. Я всю жизнь терпеть не мог прикосновений людей определенного типа. Мне кажется, это свойственно большинству людей. Это вещь совершенно необъяснимая; мне стало до того неприятно, что я резко отпрянул. И тотчас же он превратился в человека, охваченного неистовым, неуправляемым приступом ярости. Мне показалось, что он собирается ударить меня. Его била крупная дрожь, он выкрикивал какие–то бессвязные слова, словно сошел с ума и сам не понимал, что говорит. Он обвинял меня в том, что я оскорбляю его, пренебрегаю его гостеприимством и не способен оценить его доброту, и в прочей чепухе. Не могу передать вам, насколько странно было слышать его высокий пронзительный голос, словно кричала возбужденная женщина, и при этом видеть перед собой крупного мужчину, его широченные плечи и бородатое лицо.

Я ничего не сказал в ответ. Честно говоря, я трусоват. И больше всего на свете я не люблю ссор и скандалов. Наконец, выдавив из себя: «Мне очень жаль, я не хотел вас обидеть. Пожалуйста, извините меня», я торопливо повернулся, чтобы выйти из комнаты. Сразу же его поведение резко изменилось; он чуть не плакал. Он умолял меня не уходить, ссылался на свой отвратительный характер, жаловался на то, что он очень несчастен и так долго пребывает в одиночестве, что даже не понимает, что говорит. Он просил дать ему возможность рассказать свою историю, и тогда я, может быть, смогу отнестись к нему с большим снисхождением.