Дарья Бобылёва - Вьюрки [litres]

Там, у соседского забора – высокого, отделявшего бероевский особняк от Катиных скромных владений, – стоял сарай. Древний, перекосившийся, покрытый разноцветной мозаикой из мха и лишайников. В таких сараях хранят обычно огородный инвентарь, велосипеды и то, что не пригодилось даже в дачном хозяйстве, то есть хлам низшей, безнадежной категории.

Найда поскребла лапой дверь, бросила умный взгляд на хозяина и завыла, по-волчьи запрокинув тяжелую морду.

На двери висел проржавевший замок. Подошел Пашка, достал из кармана отвертку – в его любимых штанах, укомплектованных невообразимым количеством карманов, отвертки и плоскогубцы имелись всегда – и, просунув ее в петли, на которых висел замок, одним движением выломал их из прогнивших досок. Дернул дверь на себя, потом сообразил, что она открывается вовнутрь – сарай, наверное, стоял тут с тех времен, когда во Вьюрках еще не боялись зимних взломщиков, пинком вышибающих калитки и двери. Пашка навалился плечом, но что-то мешало с той стороны, дверь открывалась тяжело. Из темной щели вместе с волной удушливого, гадкого запаха вырвалась шумная туча мух.

– Ой, погодите, – слабым голосом сказала Тамара Яковлевна и стала оседать на землю. Женщины подхватили ее, принялись растирать руки, похлопывать по щекам. Зинаида Ивановна заботливо обмахивала приятельницу батистовым платочком.

А мужчины вдруг засуетились, загалдели, оттесняя от сарая слабых и впечатлительных. Те упорно рвались вперед, потому что жуть ведь как интересно было и хоть одним глазком хотелось глянуть на ужасное. Прямо как раньше, подумала Юки, как в Интернете, когда находишь ролик, в котором убивают взаправду, и цепенеешь, но все равно жмешь на кнопку…

В сарае все и нашли. Красно-бурые потеки на стенах и на полу, тонкие лохмотья плоти, кости, сухую скорлупку, которую бывший фельдшер Гена определил как фрагмент черепа, выжеванные жилы и хрящи. Тут же валялись какие-то тряпки – когда Усов схватил одну, громогласно опознав в ней кусок сарафана Анны, из складок вывалился подпорченный уже палец. Тонкий пальчик, маленький. Никита рванулся посмотреть – нет, не Катин. У Кати ногти были овальные и узкие, а на этом – квадратный. Грязноватый палец, натруженный – мозоль желтым шариком проступила сквозь вздутую кожу под средним сгибом.

Никита никогда не понимал, почему в фильмах людей, увидевших подобное, обязательно начинает тошнить. А сейчас вдруг почувствовал, что ему действительно хочется все это поскорее выблевать. Только не из желудка, а из другой какой-то глубины – вытряхнуть, вычистить из себя, чтобы этого просто не было, чтобы он этого никогда не видел…

– А я говорил, что она… ну это самое, – сказал со значением Петухов. – Сразу ведь видно, если человек психический.

Никита ошарашенно на него посмотрел. До него постепенно, какими-то обрывками доходило, что речь о Кате. И что, по мнению Петухова, ее обглоданных костей в этом сарае нет, что… что Катя и превратилась каким-то образом в неведомого зверя-людоеда.

– А что вы на нее валите?! – запальчиво крикнула из задних рядов Юки. – Ее, может, первой и… и слопали! – Юки всхлипнула. – Я еще утром заходила, а ее нет!

– Сарай был заперт, – возразил Петухов. – Заперт, прошу заметить, снаружи, на хозяйский замок хозяйским же ключом.

– И что? – не сдавалась Юки. – А кто запер? Кто угодно мог!

– Угу, зверюга и заперла, – нервно хихикнули рядом. – Лапами.

Собаковод Яков, надев свисавшие с одной из полок садовые перчатки, молча возился с разбросанными по полу обрывками ткани. Осторожно подцеплял, расправлял и складывал на край деревянного ящика у двери. Вид он имел строгий, значительный, будто и впрямь настоящий следователь.

– А Лиду когда в последний раз видели? – спросил Петухов.

– Так насчет ягоды договаривались, – кудрявая Лидина соседка истерически обмахивалась лопухом. – Дня три назад. А потом как ни зайду – никого…

– Ага, – важно кивнул Петухов.

И тут Никиту прорвало. Он, сам удивляясь своей ярости и громкости, начал орать, что все с ума посходили, и он их, конечно, понимает, от такого кто угодно тронется, но Катю он знает, и она не могла, даже чисто физически не могла она одолеть огромную Анну. И вообще, как можно подозревать кого-то из своих, знакомых, никто из людей такое сотворить не способен, это неведомый зверь, очередное вьюрковское проклятие, чудовище из леса, сожравшее и труженицу Лиду, и Усову, и… и Катю, если она только не рыбачит сейчас на реке, а он очень, очень надеется, что она просто ушла на рыбалку…