Дарья Бобылёва - Вьюрки [litres]

«До чего ж она все-таки странная», – подумал Никита и наконец решил разрядить атмосферу:

– Это что, мне?

– А… – кажется, Катя только сейчас вспомнила о цветах. – Нет. У Зинаиды Ивановны взяла… Это бархатцы. Цветы мертвых.

Никита, к стыду своему, немного испугался, и Катя это заметила:

– В фольклоре. В мексиканском фольклоре бархатцы – цветы мертвых. И я не за этим вообще… Павлов, я знаю, что происходит. Давно уже знаю.

И тут то ли сыплющее мелким дождем небо разразилось наконец одинокой молчаливой молнией, то ли в Катиных глазах действительно вспыхнули на мгновение яркие, белые огоньки. Приятное опьянение будто сдуло, и Никита испугался уже по-настоящему. А Катя как назло еще и ухватила его за руку, царапнув ногтями по запястью:

– Пойдем, я покажу. Мне нужен свидетель…

– Иеговы? – внезапно выдавил он.

– Что? – Катя разжала пальцы и отступила на крыльцо. – Тебе смешно? Смешно, да?!

– И у тебя теперь теория? – хмыкнул Никита, почуяв, что в этом его спасение. – В очередь вставай. Геомагнитная аномалия? Психотронное оружие? Конец света? Инопланетяне?..

– Пьянь, – с ненавистью прошептала Катя и, развернувшись, исчезла в мокрой темноте.

– Чокнутая, – не остался в долгу Никита, захлопнул дверь и облегченно вздохнул. Ведь Пашка и впрямь рассказывал ему, что у Кати, по слухам, какой-то внушительный психиатрический диагноз, потому и замуж ее никто не берет.

Ему уже было стыдно – и за свою внезапную бабскую панику, и за то, что так обошелся с Катей. Никита достал коньяк и с отвращением сделал большой глоток.

Но он был уверен, что ему не показалось – он действительно видел бледное пламя, сверкнувшее на секунду в ее зрачках.

У бухгалтерши Лиды дачка была маленькая, неприметная, скромная – вся в хозяйку. Лида в свои сорок с небольшим имела уже полное право считаться старой девой, а на вид была даже не старой, а какой-то допотопной: носила длинные юбки и платочки, под которыми прятала тонкую седоватую косицу. На дачу Лида приезжала в самом начале сезона и сразу принималась трудиться. Каждые выходные она в одиночку старательно копала, сажала, удобряла, подрезала. Сметала в кучу сухие прошлогодние листья и веточки, вычищала до блеска свою одноместную дачку, помогала выбраться из-под земли первоцветам, оградки им из щепок сооружала, чтобы не наступить случайно. А потом, в благословенные дни летнего отпуска, окончательно переезжала в свое маленькое ухоженное царство. Но не грелась праздно на солнышке, а продолжала неутомимо работать. Чтобы и сад, и огород были образцово-показательными, чтобы, глядя вокруг, чувствовать тихую радость и понимать – все не зря живешь – дело делаешь. «Лида – труженица», – уважительно говорили соседи, и от этого она тоже ощущала тихую радость. Но не гордость, нет, грешно гордиться.

Тем утром Лида пропалывала клубнику. Удобно устроившись на низкой скамеечке, она выдергивала крохотные розетки одуванчиков и бодяка – от этих врагов навсегда не избавишься, сколько ни старайся, ни выкапывай их долгие мясистые корни. Кустики клубники никли под тяжестью ягод – третий урожай уже. Лида и варенья наварила со стевией, сахарной травой, и деткам соседским раздала, и сама наелась как никогда в жизни. Клубника была сладкая, вкусная, но Лида беспокоилась, не истощит ли это бесконечное плодоношение сами растения. А если подкармливать постоянно – тоже навредить можно. Лида сорвала глянцевую ягоду, отправила в рот – сладость невозможная. Как же на даче хорошо, и что уехать отсюда теперь нельзя – тоже, в общем-то, хорошо. Кто ее там, в городе, ждет, разве что начальство. А лето, которое уже пятый месяц тянется, – так это вообще прекрасно, чудны дела твои…

Закачались ветки крыжовника у забора, и сильно так закачались, хотя ветра не было. Лида подняла голову. Ветки все еще подрагивали, но уже другие, правее, как будто кто-то медленно пробирался вдоль забора по кустам. Кошка, подумала Лида, от той старушки забежала, как ее там, то ли Тамара, то ли Варвара.

– Кис-кис, – позвала Лида.

Никто из крыжовника не вышел, а ветки продолжали качаться. Лида заправила под платок выскользнувшую челку, присмотрелась. Ничего постороннего она в кустах не заметила, а крыжовник у нее был аккуратно подстрижен, прятаться вроде бы негде. Ну, на то она и кошка, захотела – пришла, захотела – ушла…

Неизвестный гость тем временем перебрался из крыжовника в заросли топинамбура. Эту земляную грушу, на вкус ничего общего с грушей как таковой не имевшую, Лида растила скорее для красоты. Из высоких стеблей получалась неплохая живая изгородь. И вот сейчас эти стебли беспокойно качались из стороны в сторону, а еще Лида услышала треск и шуршание. Ежик, с облегчением догадалась она, ну конечно же, ежик, самого не видно, а топает как слон. Сфотографировать бы его – Лида тщательно документировала каждый визит дикой живности на свой участок. Просто так, для себя. Зверюшек она любила, мечтала в детстве стать зоологом – а стала бухгалтером, сама не поняв, как так вышло.