Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Плошка снова закачалась перед глазами Неллет. Стебли преодолели высоту показанной риски и шевелились выше, осваивая новый уровень.

— Осталось совсем немного. Молчишь, да? А. Ну да. Ты ж у нас слаба. Телом слаба и языком. А хочешь, принцесса, поговорить? Я могу…

Трава исчезла, мелькнуло наискось развернутое плечо, бормочущий голос слышался за пределами зрения. Лучше бы повернуться, думала Неллет, глядя на закраину, усаженную новыми каплями — мелкими, не набравшими сил, — увидеть, где он меня. Держит.

В глаза кинулся режущий свет, в котором лицо Веста стало похожим на оживший барельеф с глубокими тенями и складками. Неллет скривилась, пытаясь избавиться от яркой боли. В горле. Горле?

Глотнула, в ошеломлении понимая — она ощущает движение влаги по языку, и пальцы заколола медленно текущая кровь. Свет не изменился. Это она стала живее, сумела вглядеться, приводя в движение мельчайшие мышцы лица, век, бровей. Руки приподнялись и упали, распластываясь.

— Ну, — Вест отнял от ее губ небольшой флакон, а она сумела проследить, повертывая голову, как ставит на вырубленный в скале грубый стол.

— Хватит. А то еще сбежишь.

Захохотал своей шутке. И сел у стены, вольно вытягивая ноги. Устроил удобнее сосуд с живыми травинами. Теперь Неллет лежала, чуть повернув лицо, и видела его, сидящего. А еще — грубый купол потолка, который волной переходил в низкую закраину, видимо, верхнюю часть ниши, где она лежала, головой к скале, ногами в крошечной комнатке-камере.

— Главное что, — поведал Вест, оглаживая рукой блестящий кубок рядом с пузатым кувшином, — никто про эту пещеру не знает. А даже найдут, никто не войдет. Мы с тобой, принцесса, запечатаны, как старое вино в глиняном амфе. Сложно, да. Ежели я пил зелье перехода и умел оказаться в других местах, засыпая. То и другие могут, так? Твой закопченый супруг, тот, что доживает свою убогую жизнь, он смог бы. Потому комната эта запечатана во всех слоях. В этих. И — в других тоже. Потом, после, печати ослабнут. Но их время сплетено со временем часовой травы. Она растет. Печати слабеют. Но когда она вырастет до того, как невидимое раскрошится, и осыплется!..

Он засмеялся, стукнув по стеклу ногтем. Травины тут же собрались пучком, ощупывая преграду изнутри.

— Все уже совершится! Нужно только немного подождать. Побеседовать. Допустим. Теперь можно. Ты спроси. Мне будет… мне приятно дать истинные ответы.

У него слегка заплетался язык, но глаза с покрасневшими белками смотрели пристально, не ослабляя внимания.

Неллет молчала, не принимая приглашения. Ей не о чем было спрашивать человека, который задает вопросы сам себе, то упиваясь своими словами, то любуясь поступками, а может быть — выстраивает себе оправдания. Все, что хочет сказать, он скажет сам, знала Неллет. А говорить ему свои слова… Перед ней — лицо мужчины, который прожил жизнь, видя во всем лишь свое отражение. Несколько слов, сказанных как угодно, проникновенно или с укором, или в праведном гневе, ничего не изменят.

— Я думал. И понял. Важные вещи.

Он наклонился вперед, упирая локти в колени. Жесткое лицо практически не изменило выражения, но его неподвижность испугала Неллет.

— Я создал новую Неллет. Не потому, что ты обречена. Все делается, как тому положено сделаться. И я создал тебя новую, чтобы лежала там. Чтоб была моей. Потому что ты — не годишься в жены великому Весту. Все верное — просто. Не переживай, ты царственна. Но мне нужны дети. Много детей. Засеять миры. Даже если у нас общие родители, мы могли бы заниматься любовью. Я мог бы любить тебя, — поправился Вест, скользя взглядом по вытянутому на каменной лежанке телу, рукам с бессильно полураскрытыми пальцами, — но не заводить детей. Мне нужна свежая, сильная кровь сильной самки. Чужая кровь.

О чем он?

Спокойная уверенность в мужском лице подтвердила ее догадку. Неллет отвела глаза, снова глядя на мелкие капли, которые, потревоженные волосами Веста, когда он склонялся над ее лицом, перестали собираться в крупные, годные для падения. Он полагает себя ее братом? Сыном царственной четы призраков! Наверное, он сошел с ума уже давно, но этого никто не понял. И не поймет, даже если он объявит своему запуганному и замороченному народу, все примут известие, как данность.

— Я был там! Видел, во что ты превратила цветущее королевство! Наше! Ты, полная любви к себе, жаждала власти, только для себя! Там теперь — пустыня! И это только твоя вина!

Он умолк, снова переживая подробности своего стремительного визита во дворец, куда был отправлен Денной и Ами на поиски придворного ученого Кассиуса Монго. Горы живого пепла в уродливых пещерах, комнаты, полные дальних криков — пустые комнаты. Чудовища-полулюди, расползающиеся при звуке его шагов. Испуганный, сорвав голос, выкрикивающий незнакомое ему имя, он выскочил на террасу, закрываясь руками от острых радуг — багровое небо заполнили тысячи санатов, с треском играющих прозрачными крыльями. Он нашел Кассиуса. Твердо помнил, что нашел его, спящего в коконе под ступенями, ведущими вниз, к городу, что раскинулся за полями и лужайками. Разбудил, передавая слова королей. Но так ужасно было перерождение человека, так страшно было общаться с непостижимым, которое говорило не ртом, трогало не рукой, выпрямляло не спину, что все детали вылетели из головы Веста, заместившись после визита придуманными подробностями — он ведь не мог признать себя побежденным испугом.