Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

— Как это? — Хан нервно указал на покрывало, поднял руку к провисающим скомканным пеленам, — нет, друг, ты верно ошибся. Место великой Неллет — вот оно. Если бы она была, она тут была бы. Вест потому и совершил обман, чтоб люди думали — вот она, вернулась. Если бы она вернулась, зачем бы ему? А?

— Почем я знаю? — перебил Андрей испуганную скороговорку, — значит, есть причины. Что там воины? Долго будут шептаться? Пойди, спроси.

— Я? — голос Хана осип, — я? У воинов?

— Надо найти Неллет, — с расстановкой сказал Андрей, — скажи, пусть ищут! И ты сам. Выйди, посмотри, что там с лодками.

— Мне нельзя. Пока дождь. А к воинам…

Хан помялся и пошел, оглядываясь на собеседника. Набираясь смелости, повторял в такт медленным шагам: нужно так «новый господин велел… чтоб вы…». Но, толкнув в бок рослого парня, который с досадой обернулся, вдруг прокричал тонким, скандальным голосом:

— Пока болтаете тута. Вест убежал. А принцессу не ищет же никто! Нужно проверить закуты и кладовки. Пещерки, что внизу, под домами. И быстрее, а то, кто знает, чего лодки летят.

Через минуту снова топтался рядом с ложем, в упоении от собственной смелости. Он сам — велел воинам. И они молча послушались, разбежались по двое, гремя оружием и топая сапогами.

За их спинами, скрипя, удалялся звук нагруженной тачки, Дакей бормотал брюзгливо, пеняя двум дядьям, что везли, насчет пропущенного дождя, что скоро кончится, а те вздыхали, жалея себя — им тоже благости не досталось.

— Теперь что? — шепотом спросил Хан, кожей ощущая опустевшее пространство и не зная, как дальше быть.

Андрей молча соображал, покачивая на руках жену. Думать было трудно и больно. Зелье все еще работало в полную силу, перегружая голову тысячами видений, такими яркими, что они временами замещали реальность — не разобрать, где он сейчас и что вокруг происходит. Только обмякшее на руках и коленях тело, казалось, было якорем, удерживающим его от взрыва сознания, который разнесет разум в клочья, и не соберешь их.

Перебирая холодные Иркины пальцы, он содрогнулся от пронзительной жалости, стараясь не думать, что именно делали с ней тут, в мрачных каменных лабиринтах, раззявленных серому небу. Пальцы чуть шевельнулись и ему стало немного легче. Он поднял голову, пытаясь обдумать вопрос парня. Вел глазами по краю висящих полотен, темной стене, решеткам над кострами, мысленно складывая образы, запахи и звуки в чашу именно этой реальности. Я тут, напоминал себе. Зал, камень, огонь, свет. Неровный пол, запах мокрого пепла, запах пота от испуганного парнишки рядом, влажный воздух, насыщенный сыростью. Тонкий, как невидимое жало, звук, который висел в ушах, не приближаясь. Дыхание Хана, частое, испуганное. Шорох одежды и мягкое покашливание — где-то… Рядом где-то…

Он перевел взгляд с мелькающего огня на пол обок большого ложа. Выпрямился, стараясь не сжимать вялую руку Ирины.

— Ты? Это же ты все устроил, старик! Усыпил нас там, в покоях. И сидишь тут. Прикинулся слепым. А сам!

Он бы ударил саинчи, но нельзя было отпускать Ирку, никак нельзя, в этом зыбком слоеном мире. Больше всего Андрей боялся, что она вдруг исчезнет, если он отвернется или просто моргнет. Потому, кривя лицо, шипел злые слова, стараясь дотянуться ими до спокойно сидящего старца.

Тот обратил к нему белые глаза, удобнее устроил на коленях легкую ашель, прикрывая струны ладонью.

— Ты глуп. Я лишь спел то, что происходило. И буду петь, пока смерть не закроет мой рот и остановит пальцы.

— Нехорошо так, с саа саем, — негромко посоветовал сбоку Хан, — нельзя так. Ты лучше спроси, пришлый спаситель, чего дальше и куда. Саа споет тебе, если пути появились.

— Ну? — Андрей постарался прогнать из голоса злость, — саа Абрего, чего дальше? И куда? Давай, поведай нам.

Старик кивнул. И вдруг улыбнулся, приподнимая ладонь со струн, будто под ней прятался птенец. Тронул одну струну кончиком ногтя. Запел, медленно проговаривая слова — понятные Андрею и вовсе незнакомые.

Хан тоже кивал, подходя ближе и слушая напряженно, шевелил губами, стараясь запомнить речитатив. А из глубины зала мелкими шажками подходили женщины, которых тянули за руки и юбки дети — непосчитанные, родившиеся, чтоб вытащить людей из черных пятен в золото светлого мира.

Капля висела, светясь изнутри бледным, будто умирающим светом. Блики стекали вниз, утяжеляя и меняя форму, вот округлая влага повисла на тонкой прозрачной шейке, та разорвалась, делая каплю шаром, он полетел вниз, куда-то за край зрения. И превратился в звук, пустивший в сумрачном воздухе еле слышное эхо. Наступила короткая темнота. И снова сменилась неярким светом, показывая там, куда спряталась водяная перемычка, набухание новой капли. Следя за тем, как плоскость превращается в провисание, а то — в подрагивающий овал, который наполнялся, круглясь, Неллет снова упала в короткую темноту. И опять увидела новую каплю, в точности повторяющую первую, уже улетевшую. Первая превратилась в звук. Умерла, разбиваясь. Если очень захотеть, можно ощутить мельчайшие брызги, оседающие на коже. Значит, не умерла. Перешла в другое.