Стоп . Своуп отметил, что его собственные ноги остановились, как будто сами по себе. Он огляделся. Со своего места он видел только несколько отдаленных редких гуляк, спешащих к выходу из парка, и направляющихся домой. Слева же от него возвышался темный массив замка Бельведер, и его зубчатые стены освещались сиянием Манхэттена. За ним стояла монолитная стена жилых зданий Сентрал-Парк-Вест, уходивших на север бесконечной вереницей и разбавленных фасадом Музея естественной истории. А прямо перед ним, представшая во всей красе и раскинувшаяся насколько хватало глаз, лежала Большая Лужайка, которая упиралась в темную стену деревьев, окружающих водоем.
Большая Лужайка . Даже это название нашло глубокий отклик в душе Своупа. Это действительно было пространство, способное вместить всех тех людей, которые откликнулись на его призыв. К тому же, лужайка располагалась в самом центре города, и сюда всем будет легко добраться. Это идеальное место для костра — и место, которое полиция не сможет оцепить и зачистить.
В его сознании возникла большая уверенность: как будто ведомые волею неба, его ноги доставили его в идеальное место.
Он сделал шаг, второй… и затем, ощутив внезапный всплеск эмоций, ступил ногами на траву и заговорил впервые за два дня:
— Здесь и разгорится костер тщеславия!
Лонгстриту потребовалось довольно много времени, чтобы совершить все необходимые телефонные звонки и оказать все необходимое давление — особенно учитывая праздник — но в час дня в Новый год «Роллс» Пендергаста снова заехал в подземный гараж комплекса «ДиджиФлуд» на Нижнем Манхэттене. Охранники, встретившие их машину, направили их на парковочное место, которое находилось вдали от лифтов, после чего им потребовалась пятиминутная прогулка, чтобы вернуться назад, ко входу, где им отказали в доступе к частным лифтам и вместо этого вынудили подняться по бетонной лестнице, выйти на улицу и войти в здание через главный вестибюль. Здесь же их заставили пройти через дополнительный осмотр службы безопасности. Говард Лонгстрит почувствовал нарастающее раздражение, но промолчал. Это было дело Пендергаста, и, со стороны казалось, что специальный агент проходит через это уверено и невозмутимо, не замечая, что — как полагал Лонгстрит — данная процедура была направлена на их унижение.
Наконец они миновали пост охраны и поднялись на лифте на верхний этаж. После чего их провели в небольшую комнату без окон, где они сели и вынуждены были ждать, при этом компанию им составлял беспристрастный молодой лакей в дорогом костюме.
После часа, проведенного в этой комнате, без видимых признаков недовольства со стороны Пендергаста, Лонгстрит, наконец, не выдержал.
— Это возмутительно! — сказал он служащему. — Двум старшим агентам ФБР, работающим над открытым расследованием, чинят препятствия! Мы оказываем Озмиану одолжение, стараясь раскрыть дело его убитой дочери. Так почему же мы вынуждены сидеть здесь и зря тратить время?
Служащий на это только кивнул.
— Простите, но таковы распоряжения.
Лонгстрит повернулся к Пендергасту.
— Я собираюсь вернуться на Федерал-Плаза, получить для нас постановление суда — прихватить команду спецназа для верности — и снести дверь этого парня тараном.
— Du calme, Говард, du calme [37] Du calme, Говард, du calme — Спокойствие, Говард, только спокойствие. (фр.)
. Очевидно, что все это рассчитано на достижение определенного эффекта — как и в случае с моим визитом сюда два дня назад. Мистер Озмиан хочет продемонстрировать полный контроль над ситуацией. Позволь ему поверить, что у него он есть. Вспомни, что ты сказал мне раньше: это мое шоу, ты — лишь пассивный наблюдатель. Даже из ожидания мы извлекли полезную информацию.
Лонгстрит сглотнул и откинулся на спинку стула, решив позволить Пендергасту самому разобраться с этим. Им двоим пришлось просидеть в комнате еще полчаса, прежде чем дверь открылась еще раз, и их наконец-то препроводили в личное логово Озмиана. Когда они подошли к огромным двустворчатым дверям в конце обширного помещения, Лонгстрит удивился тому, как много людей работало вокруг них в такой крупный праздник. Видимо, праздники, мало значили для Антона Озмиана.
Этот монструозный тип собственной персоной сидел за своим массивным столом, положив руки на столешницу и переплетя пальцы на поверхности из черного гранита. Его взгляд был абсолютно бесстрастным. На одном из хромированных кресел, обтянутых кожей, стоящих перед столом сидела какая-то женщина. Казалось, что она была больше заинтересована видом на гавань Нью-Йорка из окна от пола до потолка, чем посетителями.
Читать дальше