Но что он мог сделать? Как он собирался написать эту статью о Грейс Озмиан, на которой настаивал ее отец, сделав ее образ достойным и перевернув его с ног на голову? Возможно, ему и удастся описать какую-то часть ее человеческих интересов, тем самым указав на нечто хорошее в жизни Грейс. Он мог бы попытаться позиционировать это как попытку достойной похвалы и создания баланса после всех негативных комментариев, которых она удостоилась. Моральная суть сводилась бы к тому, что даже у самых худших злодеев имелась хорошая сторона. Но его редактор точно этого не одобрит — «Пост» слишком любила своих злодеев. А протолкнуть свою статью в печать под носом у Петовски не представлялось возможным. Он заметит. Однозначно заметит…
Гарриман сжался на диване. Мысли о том, чтобы поддаться на шантаж, заставляли его чувствовать себя усталым и больным — все его существо бунтовало против подчинения этому высокомерному ублюдку миллиардеру.
Однако чем дольше Гарриман думал об этом, тем больше к нему, как ни странно, возвращалось присутствие духа. У него пока не отняли ни карьеру, ни репутацию. Брайс Гарриман был недавно засиявшей знаменитостью, любимой газетчиками и волнами эфиров. Как там выразился Озмиан? Оскорбительная ложь? Надругательство над репутацией? Что ж, в эту игру могли играть они оба. Этот шантаж Озмиана станет отдельной — не менее прекрасной историей, чем история Палача. За ним — за Гарриманом — стоит поддержка всей мощи «Пост», от Пола Петовски до издателя Бивертона. Более того, у него все еще есть поддержка всех жителей Нью-Йорка.
Он не собирался поддаваться на это дерьмо. Пришло время , — подумал он, провести еще одно журналистское расследование — но на этот раз касательно Антона Озмиана . В целом, Гарриман был уверен, что он нароет достаточно компромата в прошлом Озмиана, чтобы перевести стрелки и нейтрализовать эту махинацию. И кто знает? Возможно, эта история поможет отвлечь внимание от его проблем с покойной Адейеми из Организации Объединенных Наций.
Внезапно вдохновленный новой целью, он вскочил с дивана и направился к своему ноутбуку.
Когда д'Агоста со стороны Второй Авеню перешагнул порог Нигерийской Миссии при Организации Объединенных Наций, он сразу же почувствовал тягостную дымку трагедии, витавшую в воздухе вестибюля. И она не имела никакого отношения к внешним ограждениям или к внушительному присутствию полиции в дополнение к нигерийской службе безопасности. Она была связана с тем, что все, кто попадал в поле видимости лейтенанта, носили на плечах черные повязки, ходили с опущенными лицами и хмурыми тенями проскальзывали мимо него. Разговоры же, которые происходили среди нескольких небольших групп людей, звучали только вполголоса и приглушенными тонами. Здание Миссии выглядело так, будто кто-то вырвал из него сердце. И, по сути, так оно и было — Нигерия только что потеряла доктора Уэнси Адейеми — свою гражданку, весьма перспективного и подающего огромные надежды выдающегося государственного деятеля, недавнюю лауреатку Нобелевской премии. Ее жизнь отнял Палач.
И все же д'Агоста был уверен, что доктор Адейеми не была такой уж святой, какой ее пытались показать. Это попросту не соответствовало теории, которой он придерживался и которую с энтузиазмом одобрила целевая рабочая группа Департамента полиции Нью-Йорка. Он был уверен, что где-то в биографии этой дамы есть нечто жестокое и грязное, о чем узнал убийца. Сегодня днем, только чуть ранее, он позвонил Пендергасту и обсудил с ним разные способы того, как лучше обнаружить преступление, которое — как Д'Агоста знал — точно должно было быть скрыто где-то в прошлом этой женщины. В конце концов, Пендергаст предложил организовать опрос в Нигерийской Миссии, побеседовать с кем-то, кто близко знал доктора Адейеми и пообещал немедленно все устроить.
Д'Агоста и Пендергаст прошли через несколько уровней охраны, множество раз показав свои жетоны, пока, наконец, они не оказались в офисе поверенного в делах Нигерийской Миссии. Он знал об их визите и, несмотря на присутствие множества людей и тяжелую атмосферу трагедии, окутавшей все здание, сам сопроводил их по коридору к невзрачной двери с табличкой «Обадже, Ф.». Он открыл ее, впустив гостей в небольшой аккуратный офис — такой же аккуратный, как и сам его владелец, который сидел за безупречным столом. Он был невысоким и жилистым мужчиной с коротко стриженными седыми волосами.
Читать дальше