Линкольн Чайлд - Город Бесконечной Ночи

Антон Озмиан сидел в своем угловом кабинете за огромным столом из черного гранита и смотрел в окно, выходящее на юг. Его внимание привлекали многочисленные огни Нижнего Манхэттена, отражающиеся в низко висящем пасмурном зимнем небе. Его взгляд пролегал мимо огромной массы башни Свободы, мимо здания Бэттери, пересекал гавань Нью-Йорка, и упирался в темный силуэт острова Эллис. Его бабушки и дедушки, прибывшие на корабле из Ливана, сошли на берег именно там. Озмиан был рад, что какой-нибудь высокомерный, чиновник-ксенофоб не попытался американизировать имя Освальда и не превратил его в какую-нибудь ерунду.

Его дед изготавливал и ремонтировал часы, как и его отец. Но когда двадцатый век подошел к концу, это умение стало умирающей профессией. В детстве Озмиан много часов проводил в мастерской своего отца, очарованный механическими движениями прекрасных часов — фантастически крошечными системами пружин, шестеренок и роторов, которые делали видимой неописуемую тайну, имя которой «время».

Однако с возрастом интересы Озмиана обратились на сложные системы другого типа: регистры команд, аккумуляторы, счетчики программ, указатели стека и другие элементы, являющиеся составными частями компьютеров и их систем. А также — на язык ассемблера, который регулировал эти процессы. Такая система не отличалась от качественных швейцарских часов, в которых в высшей степени сочеталась максимальная производительность с минимальными затратами энергии. Именно так работало кодирование на языке ассемблера — если вы были истинным программистом, то вы постоянно стремились уменьшить размер разработанных вами программ и сделать каждую строку их кода двоичной или даже троичной.

Выросший на окраине Бостона, молодой парнишка Озмиан после колледжа со всей страстью погрузился в ряд необычных увлечений — сочинение музыки, криптография, нахлыстовая рыбалка и некоторое время даже охота на крупную дичь. Но его увлечения отошли в сторону, когда он обнаружил способ сочетать его интерес к музыке и шифрованию с его фанатизмом к сжатому коду. Именно это тесное соединение интересов помогло ему разработать технологии для передачи и кодировки, которые легли в основу «ДиджиФлуд».

«ДиджиФлуд» . Из-за мысли о своей компании он разволновался: цена на ее акции, которая росла годами, теперь обвалилась из-за несанкционированной утечки в Интернет ее наиболее ценных запатентованных алгоритмов.

Но сейчас — впрочем, как это часто случалось в последнее время — его мысли вернулись к убийству его единственной дочери… и всей той грязи, которая была выставлена напоказ этим ублюдочным членососом, репортером Брайсом Гарриманом.

Характерный тройной стук в дверь его офиса прервал свободный полет его мыслей.

— Войдите, — крикнул Озмиан, так и не отведя взгляда от окна.

Он услышал, как дверь открылась, затем до него донеслась мягкая поступь чьих-то шагов и тихий щелчок дверного доводчика. Он так и не оглянулся, потому что и так хорошо знал, кто только что вошел. Это была его самая необычная и загадочная сотрудница с благородным, старинным и необычно длинным именем Мария Изабель Дуарте Алвес-Ветторетто. На протяжении многих лет Алвес-Ветторетто работала на Озмиана, совмещая сразу несколько должностей: помощник, доверенное лицо, управляющий… и телохранитель. Почувствовав, что она остановилась на почтительном расстоянии от стола, он, наконец, повернулся к ней.

Изабель была миниатюрной, спортивной и спокойной, с ниспадающей гривой шикарных волос цвета красного дерева, одетая в облегающие джинсы и открытую шелковую блузу с жемчугом. За все годы своей жизни он никогда не встречал никого настолько безжалостно эффективного. Она была португалкой по происхождению и, по-видимому, обладала старинными представлениями о чести, мести и преданности: ее предки на протяжении восьмисот лет участвовали в коварных интригах. Подобное искусство было в ней отточено до совершенства.

— Докладывай, — приказал Озмиан, отвернувшись от ее напряженного лица, чтобы снова полюбоваться видом, пока она будет рассказывать.

— Наши частные детективы представили предварительный отчет по Гарриману.

— Изложи мне короткую версию.

— У всех журналистов сомнительная репутация, поэтому я не буду перечислять его второстепенные грехи и шалости. Если в общих чертах, то он падкий на разоблачения, обладающий чутьем на сенсации, распространяющий слухи вероломный журналист и весьма прямолинейный человек. Выпускник частной школы, происходящий из старого, очень старого рода — капитал, которого закончился на его поколении. Суть в том, что он чист. Никаких судимостей. Никаких наркотиков. Раньше он был репортером «Таймс», но затем — по причинам, которые не имеют отношения к делу — переметнулся в «Пост». На первый взгляд может показаться, что он таким образом убил свою карьеру, но он очень хорошо чувствует себя в «Пост». Там нет ничего, за что мы могли бы зацепиться, — она прервалась. — Кроме… одной единственной вещи, которая заслуживает особого внимания.