Линкольн Чайлд - Багровый берег [litres]

– Но как этот крепеж очутился в дюнах? Его принесло сюда море?

– Нет. Обломки корабля были доставлены сюда намеренно и зарыты. По крайней мере, все то, что вынесло наверх. Отлив постепенно унес в море все остальное.

Он продолжил копать, вытащил из песка еще несколько железок, очистил их и положил сбоку от ямы. Докопался еще до нескольких и положил их туда же, – на некоторых еще оставались куски дерева, прежде служившие обивкой корпуса. А потом, когда лопатка вошла еще глубже во влажный песок, она уперлась во что-то другое, – что-то, издавшее совсем другой, глухой звук.

Пендергаст опять опустился на колени. Констанс стала помогать ему, отбрасывая песок от того места, где лопатка уткнулась в препятствие. Медленно обнажился череп – маленький, светло-коричневый. Височная кость с одной стороны была раздроблена.

– Боже милостивый, – прошептала Констанс.

– Не старше года, – тихо, отстраненно проговорил Пендергаст.

Они вместе продолжили разгребать песок ладонями. Появились новые косточки: ребра, бедра, трубчатые кости. Чуть в стороне обнаружились другие черепа: некоторые маленькие, некоторые взрослые. На всех следы тупых травм.

– Мы должны оставить все как есть, – сказал Пендергаст. – Это место преступления.

Констанс кивнула. Костей было так много, что они образовали плотный слой, вросший в сырой песок. Очевидно, что люди были убиты и захоронены первыми, а потом сверху закопали останки парохода. Пендергаст вытащил из сумки маленькую метелочку и смел песок, обнажив новые кости. Детей явно складывали беспорядочно один на другого, бросали тела грудами, а взрослых укладывали параллельно друг другу.

Наконец Констанс не выдержала. Не сказав Пендергасту ни слова, она выбралась из ямы и поднялась из ложбины наверх, где, глубоко дыша, посмотрела на восток поверх холодного, бесчувственного, чужого океана.

Сержант Гэвин попытался убедить себя, что это всего лишь очередное место преступления, вроде тех, где нашли историка Маккула и Дану Данвуди. И в то же время все здесь было по-другому. Как обычно, горели безжалостные огни прожекторов, превращая ночь в день, урчали генераторы, место было обнесено полицейской лентой, работали криминалисты, судмедэксперты и фотографы. Приехал и криминалист Малага из Лоуренса, гигант, двигавшийся с нарочитой грацией. Однако общая атмосфера ничуть не напоминала ту, что видел Гэвин на прежних местах преступления: каждый делал свое дело медленно, почти с опаской, без обычной срочности, сопутствующей убийству, которое нужно раскрыть как можно быстрее. Было и кое-что другое: здесь присутствовала команда серьезных мужчин и женщин из Гарвардского факультета антропологии, которые разметили площадку сеткой туго натянутых шпагатов, отчего ложбина стала напоминать гигантскую карточку для игры в бинго. Во главе всей команды стоял доктор Фоссрайт – миниатюрный, опрятный, строгого вида джентльмен с короткими седыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Судмедэксперты постоянно подходили к нему проконсультироваться, словно он был главным на месте преступления. Возможно, в каком-то смысле и был: его люди проводили раскопки (при помощи маленьких метелок, стоматологических инструментов и кисточек), делали записи в ноутбуках и планшетах, постоянно щелкали камерами.

Начальник полиции Мурдок стоял в стороне, опустив мясистые руки по бокам и ничего не делая. Сержант Гэвин украдкой поглядывал на него. Вид у шефа был ошарашенный, словно у оленя, попавшего в лучи фар. С ним произошла заметная перемена. Неделю назад он слонялся без дела, самодовольный, ведя себя как коп из большого города в маленьком поселке. Сейчас он выглядел бледным, неуверенным, даже обескураженным. Его удобное маленькое феодальное владение, его быстро приближающаяся отставка – все это теперь подернулось туманом неопределенности.

И тут Гэвин увидел архитектора приближающихся изменений – специального агента Пендергаста. Стоя в стороне, он разговаривал с единственным репортером, появившимся на месте преступления, – молодой женщиной из «Бостон глоуб». Гэвина удивило, что таблоид «Геральд» не освещает эту историю. О ней будет рассказано где-то на внутренних страницах «Глоуб», возможно, тему подхватят «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», а потом о ней забудут. Все, кроме историков и местных жителей.

Гэвину показалось любопытным, что Пендергаст так свободно общается с репортером. Его губы обычно были сомкнуты, как створки устрицы. Будь это кто-нибудь другой, Гэвин мог бы подумать, что человек пытается застолбить за собой право собственности. Но такое поведение не укладывалось в рамки его представлений о Пендергасте. Гэвин не мог понять, что на уме у агента ФБР.