Люди стояли в полной тишине, даже не осуждали женщину, действия Франчески повергли их в ужас, напасть на госпожу было сродни святотатству. А солдат продолжил:
– Ещё она же помогала людоеду, что жил на старом кладбище и якшалась с ведьмой, и людоед, и ведьма – слуги Сатаны, и я хочу спросить вас, добрых людей, что ходят к причастию, чего заслуживает эта тварь?
– На костёр её, – крикнул кто-то.
– На костёр, – тут же поддержал ещё кто-то, – на костёр.
– Спалите ей патлы, господин.
– Или всё-таки передадим её в руки ландфогта? – спросил Волков, хотя знал ответ заранее.
– В огнь эту тварь. Пусть катится за своим дохлыми людоедами!
– В огонь ведьму! Сколько людей извели!
– Зажарим, спесивую!
– В пекло! – не унимались люди, они явно не хотели отдавать Франческу на суд графа, уж больно ненавидели её все. Все!
Волков согласно кивал головой.
Ценник, назначенный им за хворост, был очень высок. И Крутец тут же набрал столько хвороста, сколько было нужно. Люди с радостью несли хворост за хорошую деньгу да и для доброго дела. И тут на площади появился настоятель местного храма, отец Виталий. Растолкав людей, он пробрался к коннетаблю, схватил его за стремя и спросил:
– Господин коннетабль, что здесь происходит?
– Собираемся казнить ведьму, – ответил солдат.
– Да вы с ума сошли? – Искренне удивился поп. – Если она ведьма, то её должен судить Священный Трибунал Инквизиции.
– Да? – Волков чуть подумал. – Ну, тогда казним её за попытку убить молодого барона и баронессу.
– Я был в монастыре, баронесса в порядке и её сын тоже, она решила простить эту несчастную.
– Вот как, а убитый слуга Ёган, тоже её прощает?
– Ну, это будет решать барон или ландфогт. – Отвечал отец Виталий.
– Ландфогт – это слишком долго, а барон слишком добрый, он её уже один раз отпустил из подвала и вот что из этого получилось.
– Её должны судить не вы, не берите на себя столь тяжкий груз, ноша сия не каждому по плечу, Господь наш…
Волков вдруг положил руку на голову попу, склонился к нему и, повернув его лицо к себе тихо сказал:
– Убирайся отсюда к дьяволу!
– Что? – растерялся священник.
– Пошёл вон, – рыкнул солдат.
Слез с коня и снова подошёл к Франческе:
– Последний раз спрашиваю тебя, ответишь…
Она не дослушала – заорала, с радостью и что было сил, и что было злобы:
– Сдохни, пёс, мать твоя была…
Он тоже её не дослушал, пнул в зубы сапогом. Женщина упала на землю, замолчала.
– И для этой бешеной собаки ты просишь суда барона? – возвращаясь к коню, спросил солдат у попа. – Он опять по доброте своей её отпустит, и она по злобе своей опять будет служить дьяволу. Нужно сжечь эту тварь.
– Вы не в праве! – Воскликнул отец Виталий.
– Ты вообще на чьей стороне, поп? – холодно спросил Волков. Он остановился и пристально глядел в глаза священнику. – Ты в этой войне за кого? За людей или за людоедов?
– Я за людей, – быстро заговорил отец виталлий. – Все люди – дети божьи, и она, – он указал на Франческу, – тоже, просто она…
– Не все люди дети божьи, – перебил его солдат, – я тут у вас повидал сатанинских выродков, и она служила им. И вот ты стоишь здесь, в сутане, и пытаешься спасти эту бешеную собаку от справедливого возмездия.
– Господь наш есть милосердие, – воскликнул поп. – Не забывайте об этом, да и не прячу я её от возмездия. Я прошу лишь снисхождения и справедливости для неё! Суда, справедливого суда.
– Сынок барона и его дружок жрали людей, – говорил солдат, – они особо не милосердствовали, и суд им был не нужен, выпивали детей досуха, сходи на старое кладбище, они там, в воде плавают, разлагаются чёрные. Нет у тебя желания рассказать им про милосердие, поп?
– Но мы же не они, мы не должны быть такими.
– Заткнись ты, – зарычал солдат сквозь зубы, наливаясь холодной яростью. Говорил он тихо, но попу всё равно стало страшно. – Заткнись лучше, вы и они одно целое. Они жрут – вы их защищаете, казуисты, мастера болтовни, адвокаты дьявола, готовые заболтать любое возмездие и объяснить любое скотство, всё вывернуть наоборот, всё запутать. – Он вдруг схватил священника за шею, сжал ее так, что тот стоял, кривился от боли, и заговорил ему прямо в ухо. – Ты будешь её причащать, или мне сжечь её без причастия?
– Я буду, – выдавил поп, – но я…
– Заткнись, ни одного слова больше иначе… – Волков поднёс к носу отца Виталия кулак. – Пошёл вон!
Два мужика быстро вкопали в центр площади жердину, вокруг неё сложили хворост грудой. Народ, как спектакль наблюдавший общение коннетабля и местного попа, теперь ждал казни, люди всё прибывали. Но Волков не начинал её, во-первых ждал, пока поп устанет убеждать Франческу принять причастие и покоиться, а во-вторых, он всё-таки хотел дождаться барона. Так было бы правильно. И тут до людей дошёл слух, что коннетабль уезжает, что Ёган собрал все вещи в телегу и вывел всех коней господина со двора замка.
Читать дальше