Роман Уроборос - День народного единства

— Вся история нашей страны доказывает нам одну неоспоримую, но главную вещь. Мы — правы! Мы всегда правы! И много было у нас врагов, почти весь мир. И где эти враги? Где я вас спрашиваю эти самые враги? (Шутливо заглядывает под трибуну. Слышен смех.) Нету. Все вышли. Мы всем, бля, показали кузькину мать. Как всегда, бля, показывали кузькину мать. Мы — русские! Мы р-ууууу-ссские!!! Бл. дь!!! Мы всех уроем!!!! Всех, сука!!! Кто против нас? Я спрашиваю. Кто против нас? Кто нам мешает сытно есть и сладко спать? Всех в труху! Всех разбомбим! Всем кишки выпустим! Никто нам больше никогда мешать не будет…

Правильно, никто не будет. Потому что вы всех убили. Нет никого на Земле. Ходят легенды, что еще несколько сот тысяч человек выжили. Но это легенды, а по факту нет никого. Радиоэфир молчит. Хотя мы постоянно позывные шлем. Вы и своих скоро всех перебьете. Останется вас (нас) триста человек, которые тоже друг друга перережут. И все, история человечества закончится. Зачем жили? А другого варианта нет. Вся история так складывалась, что никак по-другому она не сможет закончиться. Да, человек помирает, и цивилизации тоже. Жалко только, что сволочам этим, потомкам сволочей тех, что уже тысячу с лишним лет нам всем, людям, жизнь отравляют, никто не отомстит. Никто не отомстит? Посмотрим. Есть у меня. У нас. План. Какой? Сейчас расскажу, до развязки ведь уже немного осталось. Недолго осталось. Но чуть раньше, человека встретил я одного. Случайно выследил я его. Недолго, несколько дней походил я за ним и понял, что враг он мой и Ханов. Поймал, связал и размышлять начал на тему, сейчас мне его убить или отнести на площадь, судить и придать лютой казни, а он вдруг и говорит мне…

— Черный Иван. А черный Иван, чтой то ты не слушаешь меня, Великого Хана, мать твою, о чем задумался распутник, о том, как после сборища вдуещь какой-нибудь кобылке, мать твою. Так? (Все смеются. Весело смотрят на меня). Ты уж подожди немножко. Недолго осталось уже. («Ты даже не представляешь насколько ты сейчас прав», — ехидно думаю я). А я благодарность тебе объявлял. За верность лично мне и нашей великой Родине. А у нас обычно все встают, кланяются и что говорят?

Я встаю, кланяюсь хану в ноги и ору что есть мочи: «Слава Руси!!!»

— Слава Руси!!!! Садись, брат. Выражаю благодарность брату…

Я сел. Так вот человек и говорит мне. Черный Иван. Я ему, откуда, мол, ворог, ты меня знаешь? Не важно, отвечает он, я по поверхности несколько сот верст шел, чтобы тебя найти, ну не шел, а ехал на коне таком железном. Ехал, говорю, на коне. И радиация тебя не сожгла? Спрашиваю я его. Не сожгла, я водку всю дорогу пил. Как же ты доехал, если водку всю дорогу пил? Спрашиваю вновь. А он отвечает, что тренируют нас нещадно годами и так натренировали, что я две бутылки водки залпом могу выпить и хоть бы что. Смотрю я на него недоверчиво, а у меня как раз в вещмешке две бутылки водки имеется. Думаю я, дам ему две бутылки водки, посмотрю на это чудо чудное, а если напьется пьян, так выпущу ему кишки, а из него самого много полезных поделок народного промысла наделаю, продам через подчиненных коммерсантов и выручу я за все за это, за вычетом их комиссионных и дани наверх, примерно два-три ящика водки. Хорошо! На, говорю, пей. Он залпом так выпивает две бутылки, даже не поморщился. И как ни в чем не бывало, продолжает ровным спокойным голосом. Рассказывает, что предки его из Америки. Рассказывает, как предки эти на подводной лодке из Америки переплыли Тихий океан и высадились на берегу Китая. А так как идти им было некуда, то стали они жить в подводной лодке, благо она радиацию не пропускала. Но жили они одной лишь мыслью о мести. Мечтали они найти и обезвредить тех людей, что погубили по большому счету жизнь на Земле. Но не знали они, где людей этих искать и за несколько десятилетий деградировали, пока не родился великий ум, который по имеющейся у него небольшой информации начал шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, атомом за молекулой восстанавливать полную трехмерную модель Земли. Смотрю я на пленника и думаю, убить мне его или не убить. Потому как язык у него, конечно, не заплетается, но чушь он несет отменную, не подкопаешься. Все же решил слушать дальше и наслаждаться, А пленник мой совсем зашелся в религиозном экстазе и меня почти вовлек. Эмоционально так мне рассказывает о воссоздании в одном гениальном черепке трехмерной модели вселенной, абсолютно идентичной реальному объекту. Это он два раза подчеркнул. Говорит, нашу «недоколонию» (так и сказал «недоколонию») он самую последнюю по времени воссоздал, как самую негармоничную и забирающую част природы. Вызвал меня, дал вот этой красной жидкости в бутылочке и сказал лаконично: «Иван их всех убьет. Я знаю». И рассказал, что жидкость эта, при соединении с желудочным соком становится ужасной взрывчаткой с тротиловым эквивалентом сто килограммов. Помолчал он и сказал: «Найди Ивана». А когда я уже с четырьмя ящиками водки вылезал из люка подводной лодки, он мне очень громко из капитанской рубки кричал: «Черного». Я уже, я его спрашиваю, странник, а у тебя что, вообще ее этой водки самой не осталось? Он сказал, нет, я по дороге всю выпил, иначе как бы я до тебя добрался. Жаль, подумал я, тут в этой истории без пол-литра точно не разобраться. И что же мне делать? Спросил я у странника? Для начала развяжи меня. Развязал. Не знаю, сказал странник. Но ответ должен ты найти, ты главный, я помощник. Как только подумаешь обо мне, я тут как тут буду. Сказал и исчез в темноте, а я стою и не понимаю, было это все только что или привиделось мне. И вопрос в голове застрял. Как мне их всех вместе, с помощью моего странника убить? Заметьте, не зачем, а как. Я как зомби начал обдумывать план убийства, некогда дорогих и близких мне людей, на которых я уже по-другому смотрел. Во мне будто программа какая-то убийства включилась, заранее заложенная. Я не спрашивал, я начал действовать неотвратимо, я понимал, «что» я сделаю и «как». А «зачем» все равно придет, не сомневаюсь я ни на секундочку. Пришел я к себе, погладил дремавшего двухголового домашнего пса Лайку и задумался. Где? Это, кстати, проще простого. В зале большом, во время сборища табуна, там все триста присутствовать будут. Туда даже тяжелобольные приходят, даже с нечеловеческим похмельем, ибо знают, не придешь — смерть. Как? Вот это вопрос вопросов. Хотя… Знаете, почему мы голые на сборище всегда приходим. Да как приходим. Раздеваемся и сутки сидим. Нам есть пить не дают. Только по малой и большой нужде, и то по одному и все на тебя смотрят, чтоб мочу свою украдкой не выпил. И для чего это? А для того, чтобы древнее пророчество не сбылось. Какое? Мутное очень и непонятное. «Одна из лошадок в желудке своем бомбу жидкую пронесет и остановится древний тысячелетний культ властвования лошадей породистых над баранами всех мастей…» Лошади, как я сейчас понимаю, это мы. А бараны, я извиняюсь, это вы. Узнаете себя в описании? А Хан? Он — хозяин, он папа, он человек, Тень бога на земле. Он не может никого убить. Он — слово. И его слово — закон. Он следит за тем, чтобы все по закону нашему неписаному было. Вычеркиваем его из списка подозреваемых, поэтому он стоит на трибуне, одетый в разную одежду (сто одежек и все без застежек — это про него), потеет и несет такую х. йню, такую х. йню… А мы слушаем, а потом выходим и делаем разные нехорошие и неприглядные дела. Ну как нас не убить? Шутки шутками, а план был таков. Я просверливаю дырочку прямо над моим местом в зале, где я обычно сижу и затыкиваю ее серой бумажкой. А над залом огромная пещера непонятного происхождения, о которой никто не знает, а я знаю. Я еще в детстве про нее узнал, только и представить себе не мог, что она прямо над залом заседаний (он же тронный). Я пробираюсь туда ночью просверливаю дырку. А как увидят они камни и песок на стульях, начнут проверять, откуда это упало и дырку найдут? А в зал кого не поподя не пускают, песок, камни и мусор от сверления я убрать не смогу. Сам думай, был мне ответ. Я и придумал. Хан давно клянчит у меня бочку моего самопального коньяка, который я по своему собственному рецепту изготавливаю. А я не даю, цену набиваю. Вот я ему подгон сделаю, якобы для улучшения своих и без того неплохих жилищных условий, он конечно растрогается, выделит мне еще метров квадратных для расширения моих хором. На радостях мы нажремся с ним в две хари. Споем «Оле, оле, Россия вперед». А я между делом мусор-то и уберу. Так и сделал. Главный уборщик зала, когда пришел убираться, ничего не заметил, а я еще как будто специально наблевал в разных местах и еще на сапоги хану, чем он был страшно недоволен, называл меня черным пидарасом, но я вытер его сапоги, они блестеть даже начали. И поднес ему чарочку похмелиться, себя, как водится, не забыл. Подобрел хан. Особенная история, как мы со странником у меня дома репетировали, чтобы он вылил с высоты мне в рот пол-литра жидкости, чтоб не промахнулся, и я чтобы все до капли выпил. Представьте себе картину: сидит на стуле огромный негр с открытым ртом и ему человек с трехметровой высоты аккуратно струйкой льет воду. Не помню сколько попыток было, но все мимо или, если он сильно наклонял, то на лицо выливалось. Поняли мы, что ни получится так ничего. Можно расширить дырку в потолке, и он через нее бутылку кинет. Тоже не подходит. Ибо, пока я буду бутылку ловить, крышку откручивать, да жидкость смертоносную пить, меня охрана десять раз уже застрелит. Пробиться к дверям и кинуть бутылку странник не сможет. Опять же охрана не даст. Решение, как обычно в таких случаях и бывает, пришло само. Вспомнил я о древних смешных поделках, кондомы называются они. Их раньше использовали против нежелательных детей и нежелательных болезней. А сейчас и зачать уже почти никто не может, какие нахрен кондомы. А болезни нежелательные… Кхе-кхе… Об этом в другой раз. В какой другой раз? Другого раза не будет. Я содержимое бутылки этой, бомбу жидкую в кондом вылил, завязал и проглотил. Не зря меня проглотом с детства кличут. Далее план был таков. Я накидываюсь на хана и начинаю нож из ножен вытаскивать, он сопротивляется. Не хочет то бишь ножом в живот получить, а пытается этот нож мне в брюхо засунуть, а я и не сопротивляюсь, а наоборот помогаю ему, но не полностью, а чуть-чуть, чтобы только кондом в моем животе проткнуть. А дальше уже жидкая бомба от соприкосновения с моим желудочным соком, кровью, говном и прочими органическими жидкостями бабахнет. Да так, что в живых никого не останется. Вань, а ты смерти не боишься? Спрашивает меня странник. Да, так, как не боюсь? Боюсь, конечно. А зачем ты это делаешь? Снова спрашивает он. Так, да кто ж кроме меня-то? Некому. Вот и я говорю. Если твои-то меня вычислили. Предназначение мое, юли не юли, а исполнить все равно придется. Да и разве жизнь это? Других людей жизни лишать. Это профессия. Вот напоследок исполню свой профессиональный долг и вернусь в тот Океан, из которого я капля. Пойду я, странник. А ты не сомневайся, все будет нормально, ведь я-то, что сейчас сделаю, почти что каждый день теперь во сне вижу, привык. Обнялись мы, а я пошел к себе домой, пошел в залу, достал с полки древнюю виниловую пластинку с записью моего любимого BWV 596. Авторство Вивальди, транскрипция Баха. Органный концерт Ре минор. Мой любимый минор, получше всяких там ля миноров и ми миноров. Сел поудобнее в кресло, и музыка поглотила меня…