Александр Васильев - Наш собственный конец света

— Доктор, — Валерий встал с кресла, но взгляд человека в белом халате заставил сесть его обратно. Парень взглянул на обклеенные голубыми без рисунка обоями стены, задержал взгляд на небольшой картине с осенней листвой, и со смешанными чувствами опять посмотрел на врача. — Она очень большая?.. ее можно вырезать?.. доктор, не молчите!

Человек в белом халате отложил снимок на край стола и со смятением посмотрел на Валерия. Больной не выглядел раздражительно, но его состояние приближалось к депрессии.

— Она находится в левой лобной доле и краями захватывает два нехороших первичных участка. Это зона Брока, слуховая и зрительная кора головного мозга. И, к сожалению, опухоль находится в последней стадии, и продолжает расти. Сейчас мы уже ничего не можем сделать. Вдобавок ко всему она пережимает небольшой сосуд и здесь мы тоже без сил.

Доктор замолчал. Говорить такое было сложно. Ему всего однажды приходилось выдавать подобный диагноз, и тогда перед ним сидел его младший брат, которого почему-то так напоминал Валерий. До постановки диагноза, он так же был весел и жизнерадостен, и спокойно отдавал себя в руки врачей и нутру исследовательских агрегатов, сканировавших его тело. Он не боялся ничего.

Но…

Рак! В этом и прошлом случае — это приговор, и он будет по хлеще смертной казни, потому что ты не знаешь, когда умрешь, и насколько сильны будут твои мучения.

Они были похожи. Доктор смотрел на Валерия как на брата. Даже их реакция на поставленный диагноз была одинаковой.

Валерий встал, подошел к столу и взял снимок головного мозга, в левом нижнем углу которого было отпечатано его имя. Разумеется, для него это оказалось китайской грамотой.

— Сколько мне осталось? — спросил он, кладя снимок обратно на стол.

— К сожалению… — Доктор замялся, перехватив взгляд синих глаз Валерия. У его брата глаза были карими, но смотрели они так же, ожидая ответ на главный вопрос. — Поймите… В данный момент… Учитывая все анализы… Я бы не дал вам и недели.

— Выпишите мне нужные лекарства…

— Он очнулся! — раздался откуда-то крик.

Валерий приоткрыл глаза, и яркий свет ударил по его еще слишком чувствительной сетчатке, веки тут же сомкнулись.

— Доктор, взгляните, он очнулся, — произнес где-то рядом приятный женский голос.

— Валерий, — услышал он свое имя, но его уже произнес мужской голос с сильным баритоном. — Вы меня слышите?

Хотелось ответить, но язык не поворачивался, и все что он смог это чуть приоткрыть рот и глаза. В поле ослабшего зрения появились два размытых пятна.

— Вряд ли он слышит, — тихо произнесла девушка. — Я думаю, он даже ходить не сможет: слишком уж обширный участок захвачен опухолью.

— Давайте думать буду я, — строго произнес баритон. — За эти два года его опухоль не продвинулась ни на миллиметр.

— Ему же томографию год назад только делали, откуда вы знаете?

— Он жив, зрачки сужены, реакция на свет есть, он приоткрыл рот…

— Что… со… м… мной? — спросил Валерий, пытаясь пошевелить хоть чем ни будь, но усилиям поддавалась лишь нижняя челюсть и то с трудом, да кое как ворочался язык.

— Вы были в коме, — сказала девушка.

Валерий закрыл глаза и тяжело выдохнул.

В палате было тихо и спокойно, даже из коридора не доносилось ни звука. Казалось, больница вымерла. Все это производило не приятное впечатление. Создавалось ощущение брошенности.

«Какого черта я здесь лежу, — подумал Валерий, прислушиваясь к не ясным и еле различимым звукам, доносившимся с улицы. — Два года… Два лишних года. А врач не давал мне и недели. Но опухоль то… черт, она осталась. И если, по каким-то причинам, пока я был в коме, она не развивалась, то что будет сейчас, когда я в сознании?»

— И сколько мне осталось на этот раз? — еле слышно произнес Валерий. — Здесь я умирать не хочу.

Он медленно стянул с себя одеяло и сел. Ноги почти не слушались. Он пошевелил пальцами ступней, усмехнулся и встал.

Два года без движений: мышцы начали атрофироваться, они уже забыли, что значит стоять, ходить.

Валерий упал на выложенный светло-зеленой плиткой пол.

— Дьявол, — произнес он и стал разминать икры ног.

На полу было холодно, что еще больше подстегивало его поскорее встать.

В коридоре послышались голоса и громкий стук каблуков с еле различимым шарканьем кроссовок или чего-то еще.

Валерий замер и прислушался. Буквально в паре метров от его палаты шаги замерли, но голоса были слышны отчетливо. Их было всего три: баритон принадлежал врачу, принявшего его из мрака комы, два других казались знакомыми, но, кому они принадлежат, он не мог вспомнить. Одни голос был женский, другой мужской.