— Зачем тогда ты пришел? — Она сказала эту фразу медленно, почти что по слогам.
— Я уже отвечал.
Кристина потерла виски. У нее раскалывалась голова. Ему никогда и ничего не доказать. С ним невозможно разговаривать. Он всегда все усложняет и делает назло.
— Ты представить не можешь, чего мне стоило одно упоминание твоего имени.
Верхушкин почувствовал себя раздавленным. Тот трепет, даже благоговение, которое он испытывал в первые минуты их встречи, от этого ничего не осталось. Он ненавидел себя за то, что высунулся из дома в этот паршивый день. За то, что своими же руками уничтожил единственный волнующий его образ, представление, которое наделяло его жизнь хоть каким-то смыслом. От Кристины ничего не осталось. Она вся превратилась в полую, совершенно пустую куклу. И этот факт обесценивал все их совместное прошлое. Он не понимал, кого он тогда любил? Неужели все эти десять лет их совместной жизни она искусно притворялась живой, являясь на самом деле очередным истуканом?
Его вдруг скрутило. И спустя пару секунд вырвало прямо на колени Кристины.
— Не стоило пить. — Он вытер губы.
Кристина молча вытерла колени.
— Прости, — продолжил Верхушкин. Он теперь испытывал к ней не то жалость, не то брезгливость.
— Крышу на ноль. — Она откинула голову назад.
Крыша автомобиля стала полностью прозрачной. Верхушкин тоже поднял голову наверх. Небо было ясным, солнце смотрело прямо на них. Он сощурил глаза.
— Мне конец, если ты не поможешь. — Кристина вытянула ноги.
Он повернулся к ней. Да, та самая Кристина. И как он мог подумать, что это не она. Она невидящим взглядом смотрела перед собой и водила языком по внутренней стороне зубов, медленно, словно пересчитывая их.
— Если ты не поможешь, я не знаю, сколько я протяну, — повторила она.
Верхушкин знал, что она говорит искренне. Впервые за эти несколько часов.
— Я не могла сразу сказать, попросить тебя, после всего… я надеялась, что тебе будет нужнее. А тебе, как всегда, ничего не нужно.
Они подъехали к его апарт-отелю. Кристина с любопытством посмотрела в окно.
— А у вас тут не так плохо.
— Не была ни разу в десятом?
Она отрицательно покачала головой.
— С почином.
— Выпьем?
Не дожидаясь ответа Верхушкина, Кристина достала бутылку шампанского из бара. Ловко открыла ее. Наполнила два бокала.
— За десятый.
— За десятый.
Оба залпом опрокинули бокалы. Кристина еще раз посмотрела на Верхушкина, почти так же, как раньше. Она выглядела очень уставшей.
— Меня уберут, если я не считаю игрока. Помоги мне.
— Спасибо, что подвезла.
Верхушкин вышел из автомобиля и, не оборачиваясь, зашагал ко входу в апарт.
Дело было не в убеждениях, не в принципах. Ему по большому счету было плевать на игрока. Да, он испытывал уважение к масштабу личности. Но сколько их было. Личностей. И сколько их еще будет. Еще утром он и правда был готов к чему-нибудь такому. Ради нее. Для нее. Но ведь от нее ни черта не осталось. Ни черта.
Он приложил пасс к двери и сразу оказался в клаустрофобической кабинке лифта. Нажал на кнопку Апартамент 1929 . Кабинка стала подниматься вверх. Перед остановкой на девятнадцатом этаже кабинка развернулась, двери лифта открылись, и он оказался прямо перед входом в апарт. Пасс сработал автоматически, дверь в апартамент поднялась наверх, и он шагнул из лифта в свою нору, соту, ячейку этого улеобразного здания.
Жизнь, казалось, больше не имела смысла. Он только сейчас понял, что все эти пять лет фактически жил только ради нее. Он подошел к единственному в апарте окну, короткому и узкому, — машины уже не было. Он знал, что она позвонит еще раз. А потом еще. Будет умолять, потом угрожать. Такие, как она, до последнего цепляются за любую возможность. Он вывел на стену Викторию. Этот водопад действовал на него как наркотик. Вообще Верхушкин ненавидел шум воды, он его раздражал, но под Викторию ему всегда удавалось отключиться.
Он вытянулся на полу, закинулся пачкой рекса и закрыл глаза.
Завтра будет новый прекрасный день.
Земляк в иллюминаторе (Анна Бурденко)
— Как? — ошарашенно спросил меня Нонго. — Совсем нет никаких ритуалов?
Алое оперение на его голове поднялось, отчего мой напарник окончательно стал напоминать очень худую птицу.
— Только не надо квохтать, — предупреждающе сказал я, но было поздно. Шея Нонго раздулась, и из маленького рудиментарного клюва донесся звук, похожий на перестук множества попискивающих камней.
Читать дальше