Сергей Зюзин - Уродец

* * *

О том, что Витька Гончий повесился, все узнали в обед. Тётя Люда, уборщица, войдя в спальню мальчиков, с ужасом увидела его вытянувшийся, уже остывший труп, висевший вдоль стены на привязанном к отопительной трубе кожаном ремне. Её истошный визг привлёк внимание всех, кто в те мгновения находился на этаже. Среди прибежавшего к месту трагедии народа оказались несколько девочек из группы несчастного мальчика. Они-то и принесли это жуткое известие в класс, едва только тот после обеда собралась на свой последний в тот день урок.

– Как… Повесился… – только и смог вымолвить им в ответ Валерка Рустапович, едва только девчонки объявили о произошедшем кошмаре, воспользовавшись задержкой преподавателя.

– Ты гонишь?! – на рассказавшую о несчастье Таньку Скомохину едва не налетел Артур Маслюков, будто она была в чём-то виновата.

Он наверняка в тот миг решил, что с её стороны это была просто глупая шутка..

– Ну да! Мне больше делать нечего! – со злостью полоснув его взглядом, Таня, которой, – все это знали, – Витька Гончий очень нравился, сердито оттолкнула его от себя. – Пойди посмотри, он ещё там, на своей кровати, лежит!

Последние её слова прозвучали так, словно речь шла о ещё живом Витьке. Впрочем, на это никто из собравшихся в кабинете внимания не обратил. Потому что все они, едва до них дошло, что на Витьку ещё можно было посмотреть, как один ломанулись, иначе и не скажешь, в дверь. Ещё, самое многое, минута, и в кабинете остался только Иван. Ему-то что было туда бежать? В голову сразу полезло, как совсем недавно он приказал покинуть этот мир вначале Маринке Есауловой, теперь Витьке Гончему. Теперь-то уж он на все сто был уверен, что в руках у него, неведомо как, оказалось ужасающее по своей силе оружие. Как уверен и в том, что он и дальше будет его использовать.

* * *

О необъяснимо посыпавшихся на детский дом номер один смертях в их городке говорили, что называется, на каждом углу. В самом же детдоме обстановка была настолько напряжённой, что даже воспитателей и других работников из него уже добрая половина уволилась. Заявления об уходе «посыпались» на директора сразу после того, как, всё так же беспричинно, вдруг покончили с собой, прямо на рабочем месте, их учительница английского языка и водитель закреплённого за их детдомом автобуса. И теперь поток желающих оттуда уволиться, похоже, было не удержать.

Воспитанники детдома ходили в его стенах испуганные до полусмерти. Передвигались там все уже давно, куда бы то ни было, только группами. На лице каждого застыло выражение такого, перемешанного с растерянностью, ужаса, что при взгляде на них можно было подумать, что каждый из них уже увидел в лицо свою собственную смерть.

Каждый ребёнок в детдоме был рад воспользоваться любой возможностью его покинуть. Кто-то связывался с какими-то родственниками и упрашивал забрать их к себе хоть на какое-то время, покуда не решится вопрос с дальнейшей судьбой их учреждения, – ведь должны же были что-то решить уже переполнившие их детдом многочисленные комиссии из различных государственных ведомств! – кто-то умолял директора перевести их в другой детский дом, кто-то же, сам заботясь о себе, собрал какие были у них вещи да удрал куда глядели глаза. Всё лучше, чем сидеть в четырёх стенах и дожидаться собственной смерти.

Тётя Лена уже который день уговаривала Ваню перебраться к ним с Борей, покуда весь тот кошмар не закончится. Да только всё безрезультатно. Даже слова Бориса, который тоже принял в тех уговорах участие, имели эффект «как о стенку горох». Впрочем, он-то Ивана особо и не упрашивал.

После смерти Марины Боря ходил сам не свой. Как будто умерла часть его самого. Абсолютно ничего ему было не мило. Ничего не хотелось. Как не хотелось и никого видеть. Только одно, хоть и какое-то необычное, желание господствовало тогда в его рассудке – желание закрыть глаза и… выть. Самым настоящим образом выть! А потом… Умереть. Хотя бы для того, чтобы не знать, что умерла его Маринка!

А тут ещё Ванька что-то после её похорон «приклёпывался» с какими-то странными расспросами. Спрашивал, был ли он, Борис, знаком с Маринкой при жизни последней. И если был, то что она ему про него, Ваньку, говорила! Он, конечно, сказал ему тогда, что знаком с ней не был. Почему? Да так, наверное, больше для того, чтобы тот побыстрей отвязался! Теперь же это никак не шло у Бориса из головы.

* * *

Вечером после отбоя в спальне девочек из группы погибших первыми Маринки и Витьки долго горел свет ночника, смешиваясь с падавшим на пол из окна призрачным светом повисшей в небе светящимся серебряным блином луны. Сдвинув кровати и усевшись на них в круг, барышни пытались найти объяснение обрушившимся на их детдом настоящей лавиной смертям. А заодно обсудить и всё остальное, что хоть как-то было с ними связано. Голоса звучали приглушенно, хотя никто из них уже и не боялся, что придёт ночная нянечка и наорёт за «нарушение тишины». «Ночные», – так все в их детдоме называли дежуривший ночью персонал, – уже не первую ночь не ходили по тёмным коридорам пустынного ночного здания, в котором теперь обитала смерть.