Лорет Энн Уайт - Утонувшие девушки

Уинстон заморгала.

– Ладно, все. Пейте кофе. – Оставив мятую купюру на темном деревянном столе, Энджи пошла к выходу.

– Вам-то что за дело? – бросила ей вслед Уинстон.

Энджи остановилась – к этому она и подводила разговор. Медленно вернувшись к столу, она поглядела на репортершу сверху вниз:

– Что вы сказали?

– Я-то? Вы же коп, вы арестовываете людей, которые ничем не хуже вас, просто у них обстоятельства, или они подсели на наркоту, или просто выживают! Я видела, как копы на улицах делают черт-те что с несовершеннолетними, покупающими наркотики. Вы закрываете щенков за всякую фигню, а вот такое чудовище вам не по зубам – слишком заняты шлюхами и подростками, которые всего лишь хотели понравиться, а их чертовы клиенты-копы как ни в чем не бывало едут домой, к жене, или на работу…

С бьющимся сердцем Энджи подалась к Уинстон, опершись ладонями о стол. Молоденькую репортершу трясло, глаза сверкали, румянец пятнами выступил на скулах и на крыльях носа. Энджи тихо и раздельно начала:

– Я однажды разговаривала с девятилетней девочкой, которая спала с ножом под подушкой, потому что отчим иногда приходил к ней в комнату ночью и насиловал. А один раз на заправке я видела, как подъехал грузовик – окна опущены, из кабины орет «грязный» рэп, сплошь нецензурщина, – двое мужиков в майках спрыгнули на землю и пошли в магазин. А за ними бежит девчушка лет трех, со светлыми кудряшками, в грязном платьице, с куклой в руках, старается не отстать от огромных татуированных мужиков. – Энджи глядела на Мерри Уинстон в упор и видела, как повлажнели у репортерши глаза. – Ей точно было не больше трех лет, и я до сих пор думаю: ну почему ребенок должен так жить? Что она слышит изо дня в день? Что она видит? Кем она вырастет в результате? А полгода назад у меня на руках истекла кровью двухлетняя девочка, раненная собственным папашей, который насиловал ее несколько месяцев. Ее звали Тиффани. Тот же гад застрелил и моего напарника… – Голос Энджи треснул, и она кашлянула. – Ясно теперь, Уинстон? Мне не все равно. Мне настолько не все равно, что я стала офицером полиции и пошла работать в отдел борьбы с сексуальными преступлениями. Мне настолько не все равно, что я вкалываю там шесть лет, потому что у меня цель – пересажать козлов, насилующих женщин и детей. Может, у меня ни черта не получится. Может, это вообще никому не нужно. Но мне настолько не все равно, что я не сдамся, и если ты мешаешь мне ловить этого ублюдка, если ты сливаешь секретную полицейскую информацию, вынуждая маньяка изменить свой фирменный почерк, ты виновна не меньше его. И когда он убьет очередную девушку, я сделаю все, чтобы закрыть заодно и тебя. – Энджи выпрямилась и расправила плечи: – Поэтому не мешай мне делать мою работу, ясно?

– Это угроза, офицер?

– Нет, Мерри Уинстон, – тихо отозвалась Энджи, – всего лишь обещание. – Она положила перед журналисткой свою визитку: – Позвони, когда будешь готова разговаривать.

На этом Энджи повернулась и пошла к двери.

– Паллорино! – заорала ей вслед Уинстон. – Даже не думай, будто ты меня так напугала, что я сейчас все брошу!

– Чего вам еще надо, я же все рассказал… – простонал Маркус, выходя на улицу и плотно прикрывая за собой дверь «Харбор-хауса».

«Ага, значит, на этот раз внутрь ты нас не пригласишь», – подумал Хольгерсен.

– Ты не сказал о своей судимости, Джилани.

– Я свое отсидел, моя судимость уже погашена.

– Тебя закрыли за вождение в пьяном виде, да еще с расстегнутой ширинкой, над которой трудилась какая-то малолетняя соска. Ты кончил до, во время или после того, как сбил насмерть мать двоих детей?

Странное спокойствие проступило на лице пастора. Он произнес:

– Я бы хотел, чтобы вы ушли.

– А иначе что? – поинтересовался Лео.

Маркус Джилани пожал плечами:

– Иначе вы окончательно промокнете, стоя под дождем у подъезда.

Он отвернулся и взялся за ручку двери.

– Какая у тебя машина, Джилани?

– Я пользуюсь общественным транспортом или езжу на велосипеде.

– У тебя есть автомобиль или доступ к чьей-то машине?

Джилани медленно повернулся:

– Если бы вы, детективы, как следует подготовились к разговору, вы бы знали, что я не только отсидел свой срок, но и лишился водительских прав. На новые я никогда не подавал.

– Значит, с дорог тебя убрали, но с несовершеннолетними работать оставили, – сказал Хольгерсен. – Сюда приходят ну просто то-олпы юных беспризорниц, которые, как ты сам говоришь, в случае чего в полицию не побегут. Ты можешь делать с ними все, что угодно. Доверие, говоришь? Они тебе, как отцу, доверяют, да, пастор? Ты обещаешь им постель, тепло и уют и даже сажаешь к себе на колени, изображая Санта-Клауса?