Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Мразь, — выругался Маэрлинг. Его слова относились не конкретно к кому-то, а к реальности вокруг. Он сказал бы грубее, но сестричка все-таки была совсем молодая и, наверное, ей не следовало знать, что жизнь мало отличается от поганого бардака.

— Тише, — Магда кивнула на дверь. — Разбудишь.

— Ей вкололи морфин, ее сейчас из пушки не разбудишь, — робко подсказала девушка, не поднимая глаз. — К тому же, нет гарантии, что она вообще придет в сознание…

— Надежды нет? — ровно уточнила Магда у хирурга.

— Если только на северных богов, — развел руками тот. — Все чудеса врачебного искусства помогут только тем, что она промучается на день или два дольше. Что могли, мы подчистили, но ее долго везли.

«Мы везли ее двадцать минут», — беспомощно подумал Маэрлинг. Это не было долго, это было два перекура, или одна прогулка от его квартиры до штаба, или три романса. Это не было долго, а они все равно опоздали, хотя гнали как могли.

— Витольд, перестань хмуриться. Никто на твоем месте не справился бы лучше.

— И поэтому Ингрейна умрет?

— Она умрет не на площади, а в чистой постели. Может быть, даже придет в себя, и ты сможешь ей сказать, что она сделала невозможное. И я скажу…

— Она сделала невозможное, потому что кто-то другой не удосужился задницей пошевелить! Вот цена ее подвига и, кстати, вообще всех подвигов! Единственная их первопричина…

— Не скрою, я весьма удивлен услышать такое предельно глубокое и серьезное утверждение от вас.

Витольд резко обернулся на голос. В больничном коридоре, как всегда надменный, подтянутый и неуловимо-неприятный, стоял Эдельвейс Винтергольд. Собственной блистательной персоной. Правая рука все еще была в повязке, но висела на белой ленте с особым шиком. На фоне темно-синего мундира это смотрелось потрясающе эффектно. Левой рукой Винтергольд опирался на роскошную трость. Оружия на виду он не держал. Из-за золотого погона слева выглядывал паренек лет шестнадцати. Бледное лицо, чем-то отдаленно похожее на лисью мордочку, почти сливалось со светло-серыми стенами, только глаза были темные и непроницаемые, как глубокая вода. Неприятный такой тип, которого Маэрлинг сходу классифицировал как тех, при ком нужно внимательно смотреть за кошельками и перстнями.

— Госпожа майор, мое почтение, — с ледяной вежливостью кивнул Винтергольд Магде, хранившей спокойное молчание. — Господин доктор, барышня, если ваши профессиональные услуги не требуются непосредственно здесь и сейчас, я бы попросил вас…

— Вы покуда в больнице, — сухо перебил его хирург. — Вы забыва…

— Несомненно. Вы покуда тоже в больнице, но все может измениться. Давайте окажем друг другу любезность…

Что-то в тоне Эдельвейса было такое, что мужчина и девушка действительно развернулись и быстро скрылись за углом, только шаги прозвучали и стихли. Витольд все думал, как так вышло, что они с этим холеным хамом так ни разу и не стрелялись — дамы им что ли нравились разные. Лицо сына всесильного Винтергольда необыкновенно просило пули.

— Какого беса? — взвился Маэрлинг, глядя в безмятежные глаза жандармского сынка. Лучше бы этому красавчику явить храбрость день назад. А еще лучше — ловил бы шпионов и провокаторов вовремя, глядишь, и Ингрейна бы цела осталась.

— Вы настаиваете, чтобы вас арестовали при тьме свидетелей? — пожал плечами тот. — Я не обязан потакать вашей любви к скандалам.

— Арестовали? — опешил Витольд. — Вы ума лишились?

— С левой я тоже прекрасно стреляю, давайте будем вежливы.

— Может, вы еще расскажете, за что меня арестовать собрались?

Эдельвейс смотрел на него вроде бы спокойно, но что-то в его взгляде было нехорошее. Так смотрят на врагов, а не на мешающий предмет мебели, каковым Витольду полагалось быть для третьего Отделения.

— За что вас можно арестовать, вам расскажет городовой. Ваши дебоши и нарушения общественного порядка меня не волнуют. Вас арестуют «почему».

— И почему же?

Эдельвейс, наконец, перестал напоминать мраморную статую и негромко осведомился:

— Воды?

Спросил это он, как ни странно, у парнишки, выскользнувшего из-за его плеча и теперь неотрывно смотрящего в белую дверь.

— Не стоит, — не оборачиваясь на говорившего и почти не разжимая губ, ответил тот.

Эдельвейс кивнул и подошел к Маэрлингу так близко, что, при желании, виконт мог бы схватить его за руку или дернуть за холеный фамильный нос.

— Вам известно, что прошлым утром, во время волнений, толпа устроила беспорядки и в Серебряном Кружеве?