Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Судя по количеству упоминаний бывшей жены на единицу речи, Винтергольд оказался взвинчен до последней крайности. Эдельвейсу даже огрызаться не хотелось. Вряд ли он мог сказать о браке зрелого жандармского тогда еще полковника и юной прелестной бесприданницы что-то такое, о чем народ не говорил, не пел и не писал последние несколько сотен лет. Тем более, что двадцать два года назад над историей внезапно обретшего раскидистые рога жандармского начальника вдоволь позубоскалили вся столица и провинция.

— Хорошо.

В дверях Винтергольд обернулся:

— Жизнь собачья, — зачем-то сказал он.

Эдельвейс промолчал. Он был зол, а, когда злился, старался говорить как можно меньше. В двадцать лет еще можно высказать всемогущему батюшке все, что думаешь о жизни, лишиться наследства, наворотить романтичных глупостей и повеситься где-нибудь в нумерах, но в тридцать это уже как-то не очень серьезно звучало бы.

— Ты еще можешь взять билеты до Виарэ… — начал отец старую песню.

— … потому что я маменькин сынок, да? И по этой же причине я торчу на этой голубятне, а не прожигаю жизнь где-нибудь в ресторане, как какой-нибудь Маэрлинг.

— Ты меня не понял.

— Да вас вообще мало кто понимает.

— Ты здесь торчишь, потому что Амалия — надеюсь, ее последний душка еще не сдал ее куда-нибудь в варьете — так и не сумела испортить породу.

— Нет, — Эдельвейс проскользнул мимо отца, едва не задев его плечом. — Потому что я вообще не собака. При любой собачьей жизни я не хочу быть собакой, ни породистой, ни цепной, ни какой угодно еще.

Во второй половине дня Эдельвейс получил две новости. Вернее, одну новость он получил, а вторая к нему пришла. Первая заключалась в том, что карета с двумя генералами — тщательно проверенная карета самого Винтергольда — взлетела на воздух, едва отъехав от Третьего отделения, и что выживших нет. К ней прилагалось сочувствие полковника Майлза и его заверения, что сыну великого человека всегда будут рады в их стенах. Заверения Эдельвейс отправил в камин сразу, чувствуя, что его трясет. Отец, конечно, разменял шестой десяток и, конечно, с его профессией он вообще долго прожил, но история с бомбой в голове все равно не укладывалась. Хотя, казалось бы, что могло быть более ожидаемым концом для шефа жандармов, чем бомба в карете? Разве что бомба в коробке конфет на именинах.

С четырех пополудни до девяти вечера Эдельвейс молча сидел в гостиной, не испытывая ровно никакого желания думать и действовать. Он не плакал, не хотел напиться, даже, по большому счету, не чувствовал грусти, или горечи утраты, или что там полагалось ощутить сыну, внезапно получившему большое наследство и еще большие проблемы в наследство. Он в прострации смотрел на потухший камин, в котором еще днем в пепел сжег тридцать фотографических карточек.

Во фляге не оказалось ничего, кроме инструкции, вырезанной на коже с внутренней стороны. Вернее, даже не инструкции, а секции, шкафа, полки и порядкового номера книги из их домашней библиотеки. Книга — толстенный том бессмертной классики с роскошными репродукциями гравюр — не содержала в себе ровно ничего интересного. Эдельвейс не сразу обратил внимание, что страницы с иллюстрациями слишком толстые даже для издания конца прошлого века. Вооружившись ножом для разрезания бумаги, он довольно быстро извлек на свет тридцать карточек. Человеку, который их собрал, оставалось только пожелать сдохнуть в муках, потому что с фотографий смотрели дети, старшему из которых на вид было лет четырнадцать. «Объект 72. Кай. Родители — неизвестно. АП — „Метелица“. МК — 1. ФВ — средняя. ПВ — сильно выше средней. ПС — удовлетворительное. Особо опасен. При устранении использовать схему В-12.» «Объект 79. Матильда Фрер. Родители — неграждане, ид. номер 11243/15, 11856/15. АП — „Снежинка“. МК — 2. ФВ — средняя. ПВ — ниже средней. ПС — удовлетворительное. Опасна. При устранении использовать схему Б-5.» «Объект» Агнесс Триссэ, Белинда Виро, Альберт Грэссэ. Их там было три десятка, опасных и особо опасных детишек, с милыми кличками зимне-вьюжной тематики, «Снежков», «Поземок» и «Снегирей», с «удовлетворительным» психическим состоянием и оптимальной схемой устранения. При мысли, что это и есть полулегендарное Вету, Эдельвейсу стало тошно. Он многого ожидал от самых сильных калладских магов, но почему-то думал, что все они взрослые люди, наверное, даже лет за тридцать, то есть старые для магов. Но эти оказались молодыми даже для магов. И даже на этих, очевидно, не вчера сделанных фотографиях их лица уже были подернуты мутью, а черты аккуратно подведены карандашом. Мальчика по имени Кай вообще скорее нарисовали, чем сняли на фотоаппарат.