Рейнгольд спал, отвернувшись к стене. За окном поезда лениво проплывали редкие огни. Колеса издавали мерный перестук. Из вагона-ресторана доносились голоса и смех. Дэмонра смотрела то в потемневшие окна, то на затылок Рейнгольда, смутно белевший в полумраке. Зажигать лампу нордэна не стала, чтобы свет не мешал Зиглинду спать, и стеклянный плафон тускло поблескивал на столе. Самой Дэмонре не хотелось ни читать, ни спать, ни думать.
За неполные два месяца, проведенные в Виарэ, от Наклза ей пришло ровно одно письмо, если три слова на белом листке заслуживали такого названия. «Не смей возвращаться», — вот и все, что он удосужился ей написать. В ответе Дэмонра, конечно, с большими подробностями рассказала, где она видела Наклза и как высоко ценит его мнение, но отправить письмо не успела: прилетела весточка о «солнечной и ветреной погоде» от Магрит. Дальше Рейнгольд продемонстрировал очередные чудеса выдержки и благородства — после каждого такого чуда Дэмонра чувствовала себя еще хуже, чем до него — и вот они в комфортабельном международном вагоне катили в калладскую столицу, допущенные и прощенные.
Наверное, ехать обратно в кесарию с фальшивой метрикой, в парике и с пистолетом под боком в вагоне третьего класса было бы не так удобно, но это избавило бы нордэну от четырех суток безуспешных попыток разложить по полкам принципиально несовместимые вещи. Требовалось как-то согласовать любовь к Каллад и финансирование врагов Каллад. Симпатию к рэдцам и пальбу по этим самым рэдцам. И девочку Агнешку с мятой ленточкой, и кесаря, который всегда прав. И Наклза, которому нельзя помочь и к которому она мчалась через наступающую ночь, этим вбивая последний гвоздь в крышку гроба их с Рейнгольдом будущей жизни. И Рейнгольда, который ей в этом помог. И многие другие такие же глупости и нелепости, которые складывались в ее, Дэмонры, бестолковую жизнь.
«Какая ни есть, а другой у меня уже не будет», — вывод не то чтобы утешительный или претендующий на оригинальность, но единственно возможный.
В конце концов, почти все события, которые Дэмонра считала важными, произошли случайно и, в большой мере, благодаря ее личной глупости. Она по глупости завалила зачет, из-за которого осталась в столице, когда ее мать и отец укатили на празднество в Рэду, чтобы никогда не вернуться назад. Правда тот факт, что из саней в последний момент вылетела она, а не Мейнард Тальбер, был уже его личной глупостью, к которой Дэмонра имела самое посредственное отношение. Потом она из упрямства, глупости и обиды на весь белый свет со страшным скандалом перевелась в высшее военное училище имени Зигфрида Зигерлейна, не имея ровно никаких склонностей к военному делу. (В нелегкой борьбе с руководством училища ей помогли родственники по отцовской линии, совершенно явно выражавшие надежду, что по окончании обучения она сложит голову каким-нибудь более приличным способом, чем ее мать, и, желательно, поскорее.) По завершении, мягко говоря, сильно ускоренного курса Дэмонра получила лейтенантские погоны и тонкий намек от преподавателей: ее выбор, конечно, заслуживает всяческого уважения, но не осесть ли ей где-нибудь при штабе? Вильгельм Вортигрен, бывший в хороших отношениях с Рагнгерд, предлагал ей должность адъютанта. По большому счету, это была огромная честь. Дэмонра до сих пор радовалась, что тогда у нее хватило гонора и глупости отказаться. Согласись она, наверное, ее жизнь сложилась бы значительно успешнее с точки зрения высшего общества и безо всяких лишних драм. Она никогда бы не ввязалась в «Зимнюю Розу». И никогда не встретила бы Наклза. Хотя последнее, пожалуй, стоило приписать заслугам одного хитрого рэдского революционера с глазами поэта и манерами принца в изгнании.
«Кассиан Крессэ, большая ты сволочь», — почти с нежностью подумала Дэмонра, вспоминая давние дни, пропахшие паровозным дымом и разлукой. В один из тех дней она — двадцатиоднолетняя, встрепанная, несчастная, с гудящей от похмелья головой — сидела на кухне своей рэдской дачи и думала, кому бы этот треклятый дом продать. Гребер, который все никак не мог себе простить, что загулял с симпатичной селянкой именно тогда, когда «враги» взорвали его «барышню», грустно втолковывал новой «молодой барышне», что продавать дом не надо. А потом в дверь деликатно постучали.
Кассиан Крессэ явно принадлежал к той породе мужчин, в которых юные девушки влюбляются сразу и насмерть, попутно совершая массу глупостей. Ореол безвинного страдальца за свободу родины, пушистые кудри и глаза случайно спорхнувшего с фрески Заступника делали свое черное дело. Лет в четырнадцать даже Дэмонра, вообще мало интересовавшаяся противоположным полом, поглядывала вслед трагическому красавцу и сочиняла в голове пламенные письма к кесарю с призывами оставить братский рэдский народ в покое. По счастью, у нее хватило ума ничего подобного не написать.
Читать дальше