Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Значит так, молодые люди, — Наклз говорил спокойно, ровно и даже отчасти любезно. — Ваши мечты и чаянья благородны, что похвально. Ваши методы достойны… ума тех, кто вам их посоветовал. Срывая лекции, страдающим рэдским братьям вы ничем не поможете. На месте молодых людей, я бы также был очень аккуратен, вешая на шею банты. Нет, проблема не в том, что прислужники сатрапов, о которых я также рекомендовал бы почитать на досуге, вместо этих бантов наденут вам на шеи петли. Просто уж очень все это напоминает представление с цирковыми собачками. За лекции по этикету платят не мне, и отбирать хлеб у коллег я не намерен. Так что более ничем не могу помочь. Представление закончилось, собачки и зрители свободны. Покиньте аудиторию. Если вы это сделаете тихо и уложитесь в пять минут, я решу, что фотографическая память на лица мне отказала и вы, возможно, сумеете-таки доползти до дипломов. А теперь все лишние люди — вон отсюда, — холодно предложил Наклз, глядя прямо на пуделька.

Дуэль взглядов длилась недолго. Пуделек громко фыркнул и потрусил вон из помещения, всем своим видом демонстрируя гордое презрение к палачам и извергам, врагам свободы. И одной конкретной профессорствующей сволочи. За пудельком потянулась остальная фиолетовая свора. Центристы из филологов, несколько пристыженные, уходили тише и дверь за собою придерживали. Совсем уж пристыженные химики даже извинились. Исход либеральной интеллигенции благополучно завершился. Наклз поглядел на часы и остался недоволен: социально активные особи отняли у него почти треть лекции.

Когда последний лишний человек покинул аудиторию, Наклз, во избежание дальнейшего знакомства с юными романтиками, запер дверь изнутри и вернулся за кафедру. Маг ощущал спокойную, холодную ярость. Он даже не знал, что разозлило его сильнее: недоучки, узурпировавшие право судить всех и вся, или бесхребетные идиоты в ректорате, так и не догадавшиеся дать означенным недоучкам отпор. Как ни странно, в итоге маг пришел к выводу, что сильнее всего его взбесили девочки-филологи, без малейшей задней мысли пришедшие послушать «умные речи». Скорее всего, часть этих дур даже жила в том же Литейном квартале, что и запуганная светочами либеральной интеллигенции лаборантка.

«Безмозглые. Ленивые. Невежественные. В конце концов, неопрятные. Громкие. Пустые. Не способные критически мыслить. Вот это — авангард будущей революции и республики? Кесарь может спать спокойно, держава в полной безопасности».

Оставшиеся в аудитории студенты выглядели весьма мрачно.

— Ну и давно к вам такие образованные соседи повадились ходить? — поинтересовался Наклз, медленно перекладывая бумаги. Маг никогда не читал лекции с листа, ему просто хотелось выгадать немного времени, чтобы успокоиться.

— Второй день, мессир.

— Еще раз придут, можете им передать мое предсказание, как магика. Не существует такой дисциплины, как, простите меня, дамы, «либеральный треп». А с зачетами по всем прочим возникнут серьезные проблемы.

— Простите, мессир, а правда… что-то будет? — спросили ряда с третьего. Так тихо, словно спрашивающий сам не знал, хочет ли быть услышанным. Наклз поглядел в зал.

— Не думаю. Уверен, многие разделяют идеи господ, нас только что покинувших, в отношении Рэды, конституций и тому подобных вещей. К сожалению, идеи хороши или плохи ровно в той степени, в которой хороши или плохи их носители. Носителей вы видели. Вывод сделайте сами. А вообще, постарайтесь взять в толк следующее: революция не является функцией перераспределения свобод в обществе. Она перераспределяет скорее капиталы. Горланящим господам стоило бы задуматься, в чью пользу произойдет перераспределение, если сейчас рабочие на заводах за тяжелый физический труд получают меньше, чем студенты-хорошисты в виде стипендий. А теперь предлагаю все же перейти к лекции. Итак. Кто помнит, как определяется вторая максимально возможная вероятность?

Короткая дорога к Литейному кварталу действительно пролегала через пустырь, продуваемый всеми ветрами. Весна в Каллад была достойна ненависти и без таких прогулок. Наклз хотел взять коляску, но Агнесса заупрямилась, насколько можно было применить это определение в адрес человека, который смотрел в землю, говорил почти неслышно и отчаянно краснел. Маг так и не взял в толк, какие силы ада сорвались бы с цепей, если бы они поехали, а не пошли пешком, но сдался довольно быстро. В конце концов, Агнесса была живой человек, у нее имелись свои представления о том, что такое репутация и как ее беречь. Если уехать с приват-доцентом на коляске было стыдом и позором, а пойти пешком с ним же — нормальной ситуацией, то Наклзу такие тонкости были не по уму. Пришлось провожать пешком, заодно демонстрируя совершенно лишние знания в географии данного района. Десять лет назад маг эту свалку людей и вещей ненавидел, потом почти забыл, а теперь вот пришлось вспомнить. Когда Наклз довел Агнессу до дома, было уже около половины девятого, так что ни о каком визите в особняк Дэмонры и речи идти не могло. Там бывало весьма неприятно даже яркими солнечными днями, что уж говорить о темных ночах. Поисками мифических роз уставший, замерзший и злой Наклз справедливо решил заняться с утра пораньше, на свежую голову.