Влада Ольховская - Хозяин тишины

— Это все? — процедила она.

— Да, спасибо!

— Можете быть свободны.

Эх, двинуть бы ей сейчас чем-нибудь… Но нельзя, нельзя. Тысячи лет цивилизации должны были научить меня решать споры переговорами, а не ударом в челюсть не понравившейся мне обезьяны.

В этом случае, моими переговорами было молчание. Я пережила свои пять минут позора и покинула этот глянцевый мир — как мне казалось, навсегда.

Полковник был рад услышать, что его поручение выполнено. Он даже назвал меня «не такой уж глупой девкой» — кажется, это было самое доброе, что он сказал мне за всю историю нашего знакомства.

Но не прошло и суток, как он слег. Мне позвонили посреди ночи и сказали, что его забрала «скорая». Он, еще недавно такой энергичный, словно держался из последних сил, ожидая, когда конверт окажется, где нужно. Но с этим письмом оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с жизнью, и он готов был уйти.

Знал ли он, что его послание никто не прочитает? Что секретарша, скорее всего, избавилась от него сразу после того, как за мной закрылись двери лифта, а потом долго отмывала свои наманикюренные пальчики? Надеюсь, что не знал. Ему было легче уходить с верой в то, что он оставил после себя определенное наследие, я чувствовала это.

Я поехала в больницу, как только узнала, что с ним случилось, и все равно опоздала. Полковник умер за полчаса до моего приезда.

Мне было грустно — по-настоящему, и я плакала о нем искренне, как он и хотел. Не потому, что он мне помог; он мне, вообще-то, и не помог, в моей жизни ничего не изменилось. Но он хотел помочь! Он, незнакомый, угрюмый, не знающий мою историю, надеялся что-то для меня изменить и защитить меня. Давненько никто к этому не рвался!

Я ожидала, что его похороны будут более чем скромными, но зря. Оказалось, что у Полковника был какой-то там особый счет, предназначенный для организации погребения. Я такого никогда не встречала, но на этот раз все сработало. У него был дорогой гроб, была целая бригада, которая отвечала за транспортировку, был священник, хотя я сильно сомневаюсь, что Полковник назвал бы себя религиозным человеком.

Не было только одного: толпы скорбящих. Когда гроб выносили из квартиры, вышли соседи, приехали девочки, которые с ним раньше работали. Но они поступали так скорее из вежливости, и я их не виню. Полковник не дал никому из них настоящих причин скорбеть о нем, для них он остался неприятным воспоминанием, человеком, от которого хотелось держаться подальше.

Но не для меня. В моем сердце его последняя воля пересилила любую обиду, которую я могла на него таить. Думаю, по сути своей Полковник был хорошим человеком, который зачем-то удачно это скрывал.

Днем начал накрапывать мелкий колючий дождик, и мне вдруг подумалось, что природа решила поплакать со мной за компанию над судьбой этого странного старика. Итого над его гробом плакали двое — на двоих больше, чем он ожидал.

Я была единственной, кроме сотрудников похоронного агентства, кто сопровождал гроб до кладбища. Когда его опустили в могилу, я робко бросила туда скромный букет подснежников, который принесла с собой, а потом, к моему удивлению, на кладбище доставили роскошный венок. Он был большой, больше меня, сделанный из живых роз, темно-бордовых, в этот пасмурный день смотревшихся почти черными. На венке было написано «Человеку, который остался человеком», но не было указано, от кого это, да и курьер, которого я попыталась расспросить, не знал, кто оплатил цветы.

На работе все были удивлены моим неожиданным для них горем из-за «старого маразматика», но отнеслись к нему с пониманием. Мне дали один выходной, — за свой счет, разумеется, иначе в нашем заведении не проявлялась даже доброта, — а уже на следующий день я вернулась к работе, от которой Полковник так отчаянно пытался меня спасти.

Прошло восемь дней после смерти Полковника, когда на меня вдруг обрушился телефонный звонок: меня приглашали в ту самую контору в центре Москвы. Да, ту, где даже зеркала стеснялись меня отражать!

Звонила секретарша — я узнала ее по голосу. Судя по тону, эта барышня была в шоке от того, что мне дозволено приползти в святая святых. Но как бы она ни кичилась своим превосходством, реальной роли в этой компании она не играла, ей даже не сообщили, зачем меня приглашают. Назвала время — и все, бросила трубку. Видимо, ушла плакаться своей маникюрше, что ее работа уже не так престижна, как раньше.

Я никак не могла поверить, что это происходит по-настоящему. Какое отношение одинокий больной старик мог иметь к этой элитной компании, расположенной так высоко, что их можно было в буквальном смысле считать небожителями? А с другой стороны, кто-то же купил ему квартиру и прислал на похороны цветы стоимостью в три моих зарплаты!