Аланд Шабель - Верь, бойся, проси…

На застеклённой, но все-таки холодной лоджии, в старом кресле, закутавшись в плед, сидел молодой мужчина и смотрел на бледную луну. Мыслями он был в недалёком прошлом, заново переживал те яркие события, где был в гуще, был нужен, смаковал их, как любимый цветной фильм. При этом он мысленно спорил сам с собой, хмурился на то, что сделал не так, широко улыбался и одобрительно кивал головой, вспоминая светлое и хорошее, не замечая при этом предательски ползущую по щеке одинокую слезу.

Хана, в быту Герман Валерьевич, сегодня не выспался. Сначала, с самого утра, его вызвонил Бузый. Опять пьяный, опять весёлый, уже в Индонезии, где они с корешами зависли на неопределённое время. Позвонил чего?

А-а-а, да это он номер перепутал, но всё равно рад слышать друга лучшего, узнать, как дела, настроение? Не надо ли чего? А может к ним? Туда в Индонезию, встретим подобающе! Нет? Жаль!

Распрощавшись с Бузым, Герман ощутил некую ущемлённость своего бытия. Живёт же человек в своё удовольствие, ничего его не волнует, ничего ему не надо, всё у него есть. Так, порхает мотыльком луговым, живёт одним днём, а каждый день в праздник!

Ни волнений, ни забот, ни мимических морщин, позавидовать можно!

Коли уж разбудили, решил попить чаю, и они с Челом проследовали на кухню и отдали должное свежезаваренному с мелиссой и лимоном да с ванильными сухариками. Чел степенно полакал воды, выкушал небольшой кусок отварного крабового мяса и довольный жизнью сидел, ждал хозяина.

Потом прошествовали в комнату на диван к Маньяку, улеглись и лентяйкой щёлкнули кнопку канала. Под фон всяких ненужностей эфирных незаметно задремали всем коллективом, но ненадолго. Опять настойчиво заиграл рингтон, опять пришлось выплывать из дрёмы. На этот раз звонил никто иной как друже Дарьял. Покалякав о том, о сём, то есть, ни о чём, Дарьял осведомился, есть ли интерес спросить за Флоцмана? Хана, конечно, помнил забулдыгу боцмана из мест ему когда-то родных, но не настолько эта память была священной, чтобы его будили ни свет, ни заря! Правда, Дарьялу говорить ничего не стал, не тот был случай, по-пустому авторитет звонить бы не удосужился. Выяснилось следующее — боцман проводил до известного Хане места какую-то барышню весьма роковой внешности, после этого благополучно подвинулся рассудком. Всё про женитьбу бормочет, даже пить стал меньше. Хана причём? Так он постоянно Хану вспоминает, благодетелем называет и ждёт, когда тот приедет, что-то важное ему сказать хочет. Да! То место, которое все обходят, как бы притихло, слухи ходят, вроде как покинули его, место это. Правда, туда всё равно никто соваться не рискует, жизнь, она у всех одна, сам понимаешь! В общем, он решил Хану в курс дела посвятить, памятуя его прошлый интерес к местам здешним и его обитателям, вдруг актуальность не пропала.

Поблагодарив Дарьяла за информацию, Герман отключился и задумался. Куда это Фаина стаю свою чёрную с заимки бесовской могла убрать?

Сна как не бывало, спасибо всем! Настроение покачнулось к негативу, ну, а куда качнуться, ежели спать не дают? Да и подумать теперь есть над чем в свете последних известий, ему небезразлично, что там и как. Флоцман, вряд ли, чего путное преподнесёт, а вот Фаина! Фаина — это другое дело, запала Герману она в душу, понравилась очень. Нет, конечно, и медсестричка, которую он обнимал, пока она ссадины да порезы обрабатывала, ему по нраву, звонкая девчонка. И лицом и фигуркой хороша, да и не против его поцелуев вроде была, но слишком разные они. Как не крути, он сиделец бывший, да и старше по годам, зачем ей такой?

С Фаиной же подобные рассуждения были лишними, по характеру, по возрасту, они подходили как нельзя лучше. Пару раз ловил себя на любовании этой особой, на совершенно неуместном ситуативном уровне, чисто мужском. Она, похоже, это замечала. Бывало, иногда и он ловил её заинтересованный взгляд, оценивающий такой.

Но тут другая пропасть, она всецело из тёмного племени, он же ушёл оттуда, демонстративно, при всём этом нечистом сборище, накануне Великой Сечи. Предал, чего уж тут лукавить, пусть по душе поступил, человека спасти помог, но тёмных, как говорили в его окружении, кинул. Фаину в том числе. Он понимал, его отпустили, махнули рукой, мол, иди куда хочешь, мы даже наказывать тебя не будем! Что с тебя, ренегата, слабого взять, живи сам по себе! Также он понимал, причина, по которой к нему такое снисхождение, — его оберег! Бабушка Фаля его любила, оберег ему лично на шею повесила, он до сих пор вспоминает её улыбку, морщинки добрые лучиками, её защиту от всех и вся, отношение к нему тёплое. Он хоть и маленьким тогда был, но маленьких ведь не обманешь, душой чувствуют! А она была (а может и есть) немалой фигурой в стане тёмных. Сейчас он сам по себе. Оберег, конечно, носит (съездил-таки потом на поле это и нашёл его), только помертвел оберег-то, не играет цветами. Обыкновенным камнем стал, видимо, пропала его сила. Теперь Хана живёт своим мирком. Есть у него Чел, маньяк Гималайский, что ещё простому человеку надо?